— У тебя ничего не горит, подруга? — принюхиваясь, Санька выгнул бровь. — Решила наш старый сарай спалить? Учти, он не застрахован.
— Блин, макароны! — бросилась я к дому. — Подгорели, — недовольно поднимая низ лопаткой, бурчала я.
— Нормальные макароны, я такие люблю, — на это заявление можно было только скептически скорчить рожу, что я и сделала. — Вилку давай, я после тренировки ничего не ел. Как ты? — забирая у меня вилку и тарелку.
— Нормально, — и ведь не солгала. Сейчас нормально, а вот вернусь в дом Сокола, будет плохо.
Санька наложил себе полную тарелку и действительно стал лопать подгоревшие макароны. Я не такой «гурман». Вытащила из холодильника остатки ветчины, хлеба и сыра. Поставила на плиту старый чайник. Только успевала резать бутерброды, Санька их тут же поглощал.
— Все, я наелся, — стукнул себя по животу. На тарелке осталось четыре бутерброда, мне более чем достаточно.
— Сейчас чай попью, и будем собираться.
Этот момент хотелось оттянуть. Нужно возвращаться, как бы мне ни хотелось остаться здесь. У меня есть мама, которую не стоит волновать. Если отец звонил в эти дни, может случиться всякое. Кто знает, на чем его переклинит? А еще у меня наконец-то появились друзья, которых никак нельзя было подвести.
— Там кто-то подъехал, — взволнованно произнес Санька, подрываясь с протертого до дыр дивана. А у меня кусок ветчины в горле застрял. Знала, кого сейчас увижу…
Глава 13
Кира
Саня выглянул в окно, которое выходило на улицу. Я на месте сидеть не стала, высунулась из-за его плеча.
— Я выйду, — Санька направился к двери.
— Не надо, — схватила друга за плечо. Испугалась за него. Обрушит Сокол свой гнев на парня, от Сани ничего не станется. — Он же за мной приехал, пусть на меня и кричит.
— Кира, он тебе не брат, не отец, чтобы воспитывать, — друг сжал руки в кулаки.
Круто, что у меня есть защитник, но устрашающе Саня не выглядел. Друг и минуты не продержится против Артема. Разная весовая категория. Да и опыта у Сокола явно больше. Сломает парня. Жалко.
Меня не тронет… надеюсь.
— Он сюда идет, — мы услышали, как хлопнула ветхая металлическая калитка.
— Сань, дай мне с ним поговорить. Подожди в машине, — разжимая другу кулаки. Они ему скоро на ринге понадобятся. — Я все равно сегодня собиралась возвращаться. Какая разница, где мы поговорим, — продолжала уговаривать.
— Я рядом, если что, — бросил друг.
В дверь раздался деликатный стук.
Да ладно! Ко мне в спальню он только в первый день соизволил постучаться, а потом врывался, как к себе.
— Открыто! — крикнула я, потому что Санька все еще стоял и корчил злое лицо. Смешной такой. Ну куда против такой махины переть? Раздавит и не заметит.
— Сань, — погладила его по плечу, успокаивая.
В это самое время в дверном проеме появился Сокол. От его взгляда не ускользнул ласкающий жест. Внешне выглядит спокойно, будто не собирается орать.
— Почему молчал? — обратился Артем к Сане. — Я ведь беспокоился. Что угодно с девушкой случиться могло, а я за ее ответственность несу, — таким тоном только стыдить. Получается у Сокола. — Мог сказать, что с Кирой все хорошо, я бы не стал носом землю рыть.
— Она от тебя сбежала, — просила Саню молчать, а он все равно на рожон лезет. Вот зачем задирается?
— Был неправ. Хочу извиниться, — переводит взгляд на меня. Абсолютно нечитаемый. — Позволишь?
— Нам нужно поговорить, — до его извинений мне дела нет. Пусть себе оставит. Но нам действительно нужно обсудить совместное существование под одной крышей, пока не вернутся родители.
— Я в машине подожду, — Саня порывается уйти, а мне совсем не хочется оставаться с Артемом наедине.
— Некрасиво как-то гнать хозяина из собственного дома. Мы в саду с Артемом поговорим.
Кухонька маленькая. Если Артем войдет, тут развернуться негде будет. Нет желания оставаться с ним в тесном замкнутом пространстве. Лучше на свежем воздухе. В саду есть прогнившая скамейка, которая до сих пор влажная после вчерашнего дождя, поэтому я прихватила для себя пакет из супермаркета.
— Я тебя слушаю, — расстелив аккуратно пакет, уселась на лавочку.
На Артема не смотрела. Вокруг яблоки пахнут, ветер листья качает, закатное солнце скромно ласкает, но вместо умиротворения, которое вызывает картина, я напряжена и сжимаю руки перед собой, чтобы не дрожать. Эмоции через край хлещут.
— Прости.
«Да ладно?»
Опускается рядом прямо на влажное дерево. Трухлявая скамейка, местами покрытая мхом, жалобно трещит под тяжестью его веса. В первые секунды не верится, что это не слуховая галлюцинация. Сокол просит прощения.
— За что простить? — не потому, что я вредная, хотя не без этого. Но «прости» — всего лишь слово. Человек должен понимать, за что извиняется. Не просто уронить слово, отделавшись от того, кого обидел, а понять, раскаяться и больше так не поступать.
— За многое, Кира. И за те слова, что наговорил в день свадьбы, и за то, что оставлял дома одну, не думая о том, как ты себя чувствуешь в большом чужом доме, за то, что врывался к тебе без стука, за то, что ревновал и срывался на тебе, — с каждым словом сердце учащало бег. Облизала пересохшие губы. Он действительно сказал, что ревновал? — За ту сцену в душе… — продолжал Артем. — Я ведь напугал тебя. Увидел тебя голую и голову потерял. Ожившая мечта… столько раз я тебя представлял, — от его признаний во рту все пересохло. Щеку закусила, чтобы боль заставила мозги работать, а то поплыла. — Злость еще против меня сыграла, — продолжал между тем Артем. — Не смог развернуться и уйти. Вернешься, пальцем не трону. Твой урок усвоил, Кира. Больше не хочу через этот ад проходить. Поедешь со мной?..
* * *
Кира
«Вы ли это, Артем Дмитриевич?» — не без сарказма. Где-то во всем этом должен быть подвох, но сколько я ни пыталась его высмотреть, не находила. Такой Соколов настораживал. Не знаешь, чего теперь от него ожидать. Тот мудак как-то привычней был. Я два дня готовилась к встрече, мысленно выстраивала линию поведения, а тут любезный чел, от которого первая реакция — бежать куда подальше. Но с другой стороны — у меня есть мама, которую не хочется расстраивать, и друзья, с которыми мы в одной связке, а я не из тех, кто подводит.
Если вламываться ко мне в комнату Сокол перестанет, то мы вполне мирно сможем сосуществовать.
— А новые двери с надежными замками мне поставят? — пока есть возможность, нужно торговаться.
— Уже все заменили, — ухмыльнувшись краешком губ.
— И в спальне?
— И в спальне замок установили, — теперь его ухмылка стала шире. — Вместе со звонком, — мои брови резко дернулись вверх. — На тот случай, если до тебя не достучаться будет.
— И что там за звонок, стесняюсь спросить?
— Как относишься к Раммштайну?
— Да ладно! Там целый альбом или только один трек? — в разговоре появилась легкость.
— Пока только одна композиция. Можем добавить.
— Будет честно установить звонок и на твоей двери.
— Установим, если хочешь.
— И Буланову на звонок. Ранние композиции, — помню, совсем крохой была, а мама с бабушкой слушали это слезливое безобразие. Даже у папы в машине диск с ее песнями был.
— А это кто? — чувствую, что шутит, но лицо держит.
— Прикалываешься? Это ведь песни твоей молодости, — не удержалась я, чтобы не подколоть.
— За это лишних полчаса в спортзале каждый день, — я попыталась застонать: — И не спорь, нужно наверстать твои прогулы, — уже серьезнее.
Саньке я сама объяснила, что возвращаюсь с Артемом. У нас вроде как перемирие. Друг насупился, но ничего не сказал.
— Сань, я тебе долг отдам, как только мама вернется, — у меня был лимит карманных денег, а я их все потратила, когда приняла решение участвовать в соревнованиях. На экипировку, на наставника по стрельбе, оплачивали часы в клубе. Все, что удалось скопить за год, улетело за пару недель.
