— Нет… она вам доверяет. — Мальчик бросил быстрый взгляд на Хэнка, потом снова перевел на Нису. — Мне жаль, что я на вас тогда…
Это было просьбой об извинении.
Ниса взглянула на Хэнка, чтобы понять, согласен ли он удовлетвориться этим, но Хэнк не смотрел на нее.
— Пойду скажу остальным, что все в порядке, — бросил он, поворачиваясь.
— Я очень испугался, — признался Мартин, как только Хэнк вышел.
— Я знаю.
— У вас есть братья или сестры?
— Нет.
— Тогда вам не понять. Для меня нет ничего дороже, чем они.
Вечером Хэнк обнаружил у себя папку с бумагами из агентства, которые Ниса забыла у него на ранчо. Он забрался в свой грузовичок и покатил в Холи-Маунт. Ведь он не увидит ее до вторника, а им надо утрясти некоторые разногласия, назревшие днем.
Невозможно было отрицать физическое влечение, которое Хэнк испытывал к Нисе. Когда она находилась поблизости, он чувствовал в воздухе между ними электрический разряд. И боль, когда ее рядом не было. Воспоминания о ее нежной, хрупкой красоте не давали ему уснуть, а по утрам он чувствовал себя неудовлетворенным, словно что-то важное осталось невыполненным.
Не мог он отрицать, что его тянуло к ней и эмоционально. Хэнк восхищался и ею самой, и ее работой. И что самое главное — он чувствовал к ней доверие.
Но было в ее поведении и то, что Хэнк никак не мог понять. Взять, к примеру, ее отношения с Хэдвеями. С одной стороны, она ждала от него помощи, но в то же время вроде бы и нет. С одной стороны, хотела приобщить детей к непростой жизни на ранчо, с другой — стремилась оградить их от малейшего вмешательства с его стороны. Хотела, чтобы он служил им жизненным примером, но не позволяла поступать так, как поступал бы отец.
Однако наибольшее беспокойство вызывало у Хэнка не столько сказанное или сделанное Нисой, сколько то, что она не сказала и не сделала. В то время как он распространялся о своих чувствах, Ниса лишь слушала. Она почти не рассказывала ему о себе, о своих личных пристрастиях, желаниях, надеждах. А еще меньше — о планах на будущее. Лишь выражение боли, появлявшееся время от времени в ее глазах, было единственным намеком, что не все в ее жизни легко и гладко.
Хэнк был человеком гордым и не любил вмешиваться не в свое дело. Но прежде чем начинать какие-либо романтические отношения, ему хотелось положить конец всем недоразумениям и разобраться, что происходит между ним и Нисой Литл.
Он остановился у ее дома и, сунув бумаги под мышку, вышел из машины.
Когда она показалась в дверном проеме и Хэнк увидел ее — босую, в просторной футболке, в коротко обрезанных шортах, обнажающих стройные ноги, с по-детски беззащитным выражением лица и растрепанными волосами, — у него перехватило дыхание. Да еще этот блестящий красный леденец в ее руке.
— Не думал, что вы любите такие леденцы, — пробормотал он вместо приветствия.
— Хотите такой же? — смущенно улыбнулась она.
— Разумеется! — выпалил он, хотя терпеть не мог леденцов. — Вы забыли это на ранчо, — прибавил он, протягивая ей документы.
— А я как раз собиралась заняться бумагами, — сказала Ниса, распахивая перед ним дверь.
— Может, нам лучше обсудить сегодняшний день? — предложил Хэнк.
Ему захотелось поцелуями разгладить маленькие морщинки, которые появились у нее на лбу после его слов.
— Мартин… — вздохнула Ниса.
— Не только.
Она повернулась и повела его в огромную, с высоченным — как в соборе — потолком, гостиную, отделанную в белых тонах. Комната выглядела очень впечатляюще, хоть и отдавала больничной чистотой.
При своем росте в шесть футов три дюйма Хэнк почувствовал себя здесь карликом.
— Не хочу показаться бестактным, но по-моему это жилье не слишком вам подходит.
— Согласна. — Ниса прошла к встроенному шкафу, где размещался бар. — Эта гостиная предназначалась для вечеринок сотрудников большой корпорации. — Хотите пить?
— Не откажусь.
Она протянула ему бокал с колой.
— Вы на меня сердитесь?
— Я? Сержусь?
— Похоже, сегодня днем мы разошлись во мнениях по поводу воспитания детей.
— На мой взгляд, главнее всего то, что мы оба хотим одного и того же — благополучия для Хэдвеев.
— Разве? — Она присела на краешек большого белого дивана.
— Думаю, да. Просто у нас разные подходы к воспитанию.
— Но мы им не родители.
— Не надо понимать так буквально. — Он сел в кресло напротив. Теперь их разделял стеклянный кофейный столик непомерных размеров, заваленный бумагами. Рядом лежал знакомый ноутбук. — Просто наше поведение с ними показывает, как бы мы вели себя, будучи родителями.
— Все это становится более сложным, чем мы с вами могли представить, — произнесла она, нервно потирая руки. — И вполне естественно, что мы оба привносим в дело свой личный опыт — деловой и эмоциональный.
— Да. — Чтобы не спугнуть ее и не заставить переменить тему, Хэнк не стал больше ничего говорить.
— Не возражаете, если мы это обсудим? — нерешительно спросила Ниса.
Хэнк кивнул.
— Я так поняла, что вы были со мной абсолютно откровенны. Вы сказали, что чувствуете готовность обзавестись семьей и собственными детьми. Это побуждает меня спросить, что в этом случае будет с Хэдвеями.
— Погодите. С чего вы взяли, что одно мешает другому?
— Вы не знаете, как ваша жена может отнестись к программе «Дети и животные».
Он широко улыбнулся ей и покачал головой.
— Вижу, вы невысокого мнения о моей способности выбрать себе жену. — Ах, если бы она проявила больше наблюдательности и внимания к тем знакам внимания, что он ей посылал!
Ниса покраснела, но выдержала его взгляд.
— Если бы вы знали, сколько я билась за то, чтобы пристроить этих детей хотя бы временно. Хотя бы не на полную неделю. Мне так хочется, чтобы эта программа сработала.
— И мне хочется. Почему вы так убеждены в провале?
Она не сразу отважилась поднять глаза. Ниса знала мнение Хэнка о кровных узах. Оно было почти таким же, как и у Мартина. Молодая женщина не собиралась оскорбить эти чувства или бороться с ними. Но судьба научила ее заглядывать и на обратную сторону медали. Если Хэнк действительно хочет честности, что ж, она будет честной.
— Я говорю о боли, которую испытывает тот, кого отвергли, — медленно произнесла она, не желая приближаться к скользкой теме своей неполноценности. Она не нуждалась в жалости этого человека. И одновременно очень боялась что он ее осудит.
— Вы говорите так, словно испытали это на собственном опыте, — донесся до нее его голос.
