— Сколько вам было тогда?
— Десять лет.
— Почему же никто не взял над вами опеку?
— Потому что я был слишком хитер, — пояснил Алек с горечью и гордостью одновременно. — Я решил, что все эти органы опеки только ухудшат дело. Девочки не хотели разлучаться… и все мы любили мать. Не так уж трудно было заставлять ее расписываться на официальных бумагах. Можно сказать, для меня это стало делом чести. Вообще для меня семья была и остается чем-то очень важным.
Явилась Лесли с заказом, и Алек обрадовался возможности оборвать свою исповедь.
— Скажите… вон тот человек… — начал он, кивая в сторону рыжеволосого.
— А, доктор…
— Не родственник ли он…
— Мы все здесь чьи-нибудь родственники, — довольно резко оборвала его хозяйка и тут же махнула кому-то у кассы. — Прошу простить, меня ждут посетители.
— Странно, стоит заикнуться об их семьях, как здешние жители тут же замыкаются, — произнес Алек, вспомнив Хола и фотографию в конторе гаража.
— А почему вы не проводите Рождество с сестрами? — спросила Сара.
— Потому! — отрезал он, старательно сдабривая гамбургер зеленым салатом.
— Мне бы хотелось, чтобы вы когда-нибудь рассказали о себе подробнее, — проговорила Сара, доверительно наклоняясь к нему через стол. — Что вы делаете тут, в этой гостинице, один, в разгар Рождества? Без жены, без подруги… Почему вышли в отставку?
Алек принужденно улыбнулся. Это дознание оказалось тяжелее, чем он предполагал. И так уже он поведал ей о своем детстве больше, чем открывал даже близким друзьям. Вдобавок они, кажется, поменялись ролями. Это ему хотелось бы знать, что она здесь делает.
— Почему это вас интересует, Снегурка?
Теперь, считая ее Келли Хаттон, Алек не мог заставить себя называть ее Сарой.
— Потому, — передразнила она. — Потому что мне не все равно. Знаю-знаю, это не мое дело. — Она вскинула руки. — Вы для меня всего лишь ворчливый незнакомец, который интересуется скорее не мной, а моим ребенком. И все же вы чем-то нравитесь мне, Алек.
Он криво усмехнулся. Женщине нужно обладать недюжинным характером, чтобы с такой прямотой требовать отчета от крепкого орешка вроде него. А то, что она и сама мастерски владела искусством лицемерия, очаровывало и притягивало еще больше.
— Не хочу, чтобы сестры видели меня таким, — отрезал он.
— Каким?
— А вот таким! Поверженным, беспомощным… Таким, которого собственные товарищи признали негодным по ничтожному поводу! — Он помолчал, пытаясь унять заново вспыхнувшую обиду. — В представлении сестер я остаюсь непобедимым, и мне не хочется разочаровывать их. Простое невезение они могут принять за слабость. Не знаю уж, что миссис Несбит наговорила вам о моей отставке…
— Только то, что вы служили в ФБР и получили пулю.
— Ну так знайте, что отстранение меня от оперативной работы было величайшей несправедливостью. Мой отдел был… и остается… лучшим во всем ведомстве! Я вложил в это дело всю жизнь. Всю, без остатка! Но происходит нелепейший случай — и меня сажают в контору заниматься бумажками.
— А вас это не устраивает.
— Ни в коей мере. — Он решительно мотнул головой. — Разработка операции на бумаге — это лишь первый шаг. Главное — грамотное воплощение. Чувство опасности… оно электризует… дает ощущение подлинной жизни!.. Со мной поступили гнусно, уж можете мне поверить!
Сара слушала молча. Так вот он какой! Уязвленный, отчаявшийся и угрюмый воитель, мучительно переживающий свою отставку и неспособный примириться с неизбежным. Все еще пытающийся неловко угнаться за бывшими товарищами.
Ясно, что в ее лице он просто нашел удобный объект слежки, возможность отвлечься от своего унылого существования и вновь ощутить себя бравым агентом.
Легкий досадливый вздох сорвался с ее уст и не укрылся от Алека.
— О чем вы думаете? — решительно спросил он. — Только честно.
— Э… я подумала, что, конечно, тяжело, когда тебя понижают или увольняют… Но ощущать себя…
— Меня никто не понижал и не увольнял! — Он возмущенно стиснул зубы. — Я в отпуске по болезни. Уверен, моя группа ждет моего возвращения. Потому меня и отправили отдыхать в этот допотопный отель. Все сделано для того, чтобы я смертельно соскучился в этом богом забытом краю… чтобы даже сидячая работа показалась раем… Но я не вернусь.
— По-моему, вы здесь вовсе не скучаете.
— Это правда, — согласился он.
Некоторое время они смотрели в глаза друг другу.
— С тех пор, как сели за стол, вы еще ни разу не назвали меня Сарой, — с мягким упреком промолвила она.
— Вам это неприятно?
— Немного. Мое имя в ваших устах звучит восхитительно.
Морщина, залегшая между его темных бровей, разгладилась.
— Так зовут мою младшую сестру. У нее имя пишется с двумя «р». А ваше как?
— Эти сведения интересуют агента ФБР? — холодно спросила она.
— Я уже не агент.
Как будто для того, чтобы шпионить, нужны какие-то официальные титулы! — подумала Сара.
— Нет, мое имя пишется иначе, — сухо проговорила она.
Алек рассчитывал, что здесь, вдали от сентиментальной атмосферы гостиницы, он наконец возьмет быка за рога, вплотную подступится к этой женщине и выяснит все, что касается денег и кредитной карты. Но, черт возьми, у него ничего не получалось! Похоже, придется еще некоторое время пожить в неведении, руководствуясь презумпцией невиновности.
Солнце уже клонилось к закату, когда они вышли из кафе и не спеша двинулись по Главной улице Элм-Сити. На руках, как драгоценный трофей, Алек нес Рози. У Сары на миг перехватило горло от этой картины. Ребенку действительно нужен отец.
— Вы купили ножницы? — услышала она.
— Да, а также фен и щипцы для завивки. Теперь я во всеоружии и готова делать любые, самые замысловатые прически.
— А я вот просто купил всем шоколадных конфет. Кроме Тимоти. Ему надо подарить что-нибудь особенное.
— Может, заглянем в супермаркет?
— Хозяйственные закупки предоставим миссис Несбит, — постановил Алек, увлекая Сару в книжную лавку.
Внутри оказалось очень романтично: магазин был отделан под старинную бревенчатую хижину, стены уставлены полками, возле них топтались кучки людей. Алек без труда нашел уголок с детскими книжками, а в нем — серию о приключениях братьев Харди.
— Как здорово вы придумали! — обрадовалась Сара. — У него только старые выпуски.
Вдохновленный ее одобрением, Алек направился в угол, где собралось особенно много народу. И вдруг наткнулся на того самого немолодого человека, которого заметил в кафе. Кажется, Лесли еще назвала его доктором.
