— Вот так-то лучше, — сказал Макс, внимательно следя за тем, как меняется выражение ее лица. — А теперь, может быть, вы все-таки объясните, что вы имели в виду, говоря, что не уверены относительно моих намерений.
— Я имела в виду ваш стиль поведения, — ответила она, стараясь, чтобы ее ответ не прозвучал двусмысленно. — В вас словно два разных человека, и это постоянно приводит меня в замешательство. Я не вполне уверена, какой из этих людей настоящий.
— Если вы умны, то не станете ничего принимать всерьез, особенно самое себя, — сказал он, и ответом на это двусмысленное высказывание был ясный, немигающий взгляд, обладающий таким удивительным свойством лишать покоя.
— Всерьез… — вежливо повторила она. — Вы имеете в виду мою работу? Вы считаете, что я плохо работаю?
— У меня нет причин жаловаться на ваше трудолюбие, а мои слова не имеют никакого отношения к собакам. — В голосе Макса послышалась нотка раздражения, и Эмма почувствовала облегчение, когда официант поставил перед ней большую порцию ростбифа с йоркширским пудингом и она смогла безраздельно предаться радости чревоугодия. Ей показалось, что Макс с усмешкой поглядывает на нее, и она сказала извиняющимся тоном, доедая остатки подливки:
— Извините, что чересчур увлеклась едой, мистер Грейнджер, служащих моего ранга не часто приглашают на обед, и оттого они обыкновенно бывают прожорливы, когда это все-таки случается.
— Они вас там, в Эрмина-Корт, плохо кормят? — спросил он.
— Да нет, — быстро ответила она. — У Миллзов прекрасный повар, вы, я думаю, сами имели возможность в этом убедиться, а жизнь в семье отличается от условий в других местах, где мне доводилось работать: там обычно все служащие питались в складчину, а иногда готовили сами.
— И все-таки у меня есть подозрение, что вы предпочли бы именно второй вариант. Я прав?
— Да, в некотором отношении. Тогда абсолютно ясно, какое место ты занимаешь и для чего тебя нанимали. Очень непросто быть другом семьи, а через минуту — прислугой.
— Понятно. Мне следовало бы об этом подумать. Мэриан обладает удивительной способностью разделять эти два понятия.
— Ну, знаете, — рассудительно сказала она, — по-моему, очень трудно одновременно распекать человека, которому вы платите жалованье за работу, и помнить о том, что не следует при этом задевать его чувства.
— А вы чувствуете себя задетой?
— Не особенно. Мне давно следовало научиться принимать и хорошее и дурное, проработав достаточное время у таких разных хозяев.
— Но вы так и не научились без лишних эмоций относиться к вашей работе с собаками, — сказал он. — Вы снова и снова влюбляетесь в своих питомцев и, расставаясь с ними, переживаете.
— Знаете, — торопливо сказала Эмма, полагая, что они излишне углубились в оценку ее эмоционального состояния, — лучше уж остановиться на собаках, когда речь заходит о том, чтобы отдать кому-то свое сердце, а мои привязанности, слава Богу, ограничиваются только этим.
— Еще один скрытый намек, мисс Клей? — мягко сказал он. — Вы никогда не замечали, что декларирование женщиной своей независимости неизменно вызывает интерес у любого мужчины?
— Мне говорили об этом, — ответила она, слегка порозовев. — Неужели вы думаете, что я просто хочу, чтобы… чтобы…
— Чтобы что?
— Ничего. Разговор у нас получается совершенно идиотский, я бы лучше съела еще порцию пудинга, если официант не будет против.
Они некоторое время посидели за кофе. А когда наконец вышли на улицу, пошел дождь, и теперь отказаться пойти к Грейнджеру было просто нелепо, даже если бы ей этого и хотелось.
Сегодня, как и в прошлый раз, ей показалось, что сам дом рад ее приходу. В своем тоненьком платьице она слегка замерзла, и Макс настоял на том, чтобы растопить камин в гостиной, заметив, что летом в Англии иногда приходится топить камин даже в июле. Эмма, свернувшись в уютном голубом кресле, смотрела, как разгорается огонь и окрашивает беленые стены в розовый тон, и представляла, как Мэриан старается покорить Фрэнка Доусона при помощи обильного, но безвкусного великолепия Эрмина-Корт; про себя она пожелала ей удачи вне зависимости от того, что у нее на уме.
— О чем вы задумались? — спросил Макс, сидевший в кресле напротив.
— Я думаю о Мэриан и о ее чудовищно великолепном доме, — ответила она. — Она пригласила на сегодня одного влиятельного члена клуба собаководов и пытается с ним подружиться. Говорит, что он обещал ей найти хорошую суку. Должна сказать, ей это необходимо. Суки у нее второразрядные.
— Он честный человек или акула? Мэриан обычно стремится заполучить дорогих животных, уже имеющих один-два престижных приза.
— Ну, Доусон честный делец. Он, конечно, сдерет с нее приличную цену, но он слишком дорожит своей репутацией, чтобы подсунуть ей что попало.
— Фрэнк Доусон?
— Да, вы его знаете?
— Встречались. Довольно осмотрительный малый, у которого хлопот полон рот. Поосторожней с ним, Эмма, если он встретится на вашем пути. — Голос Макса зазвучал неожиданно резко, а она улыбнулась про себя и посмотрела на него.
— Я знаю о Доусоне все. Я у него работала, — спокойно ответила она, с интересом наблюдая, как его нахмуренные брови сливаются в одну грозную, темную линию.
— В самом деле? И когда же это было?
— О, уже давно. В общем, это было мое первое место работы, и я там не слишком задержалась.
— Ну ладно, как насчет чая? Вы уже достаточно проголодались после ленча, чтобы приняться за бутерброды и сливовый торт? Пойдемте, я покажу вам кухню.
Кухня была уютной и такой же приветливой, как и весь дом, с кирпичным полом, старомодной плитой и невероятных размеров буфетом. Огромные встроенные шкафы в нишах, медная и латунная утварь поблескивала между связками лука и пучками трав, там было даже кресло-качалка и старенький разноцветный ковер.
— Просто не верится! — воскликнула Эмма, радостно окидывая взглядом кухню. — Прямо кухня из старых романов, и совершенно бесполезная для холостяка.
— Ну, это беда легко поправимая, — ехидно заметил Макс и остался доволен тем, что заставил ее покраснеть.
— С моей стороны замечание довольно неуместное, — сказала она, почувствовав себя весьма неуютно, и снова увидела искорки в его глазах.
— Нисколько. Вы вправе иметь свое собственное мнение. Впрочем, как бы ни была очаровательна моя кухня, у меня есть вполне современная плита, помимо этого старомодного монстра, так что займитесь, пожалуйста, чаем.
Совершенно непривычно, но приятно, думала Эмма, суетиться на такой кухне и готовить что-нибудь для хозяина дома, пусть даже просто чай. Ей понравилось распоряжаться, поскольку, не зная, где что лежит, она то и дело просила его найти то одно, то другое, даже побранила его, когда он насыпал заварку в холодный чайник. Дождь, стучавший за окном, лишь подчеркивал домашний уют; они сидели за чаем, и Эмме даже в голову не приходило, какое очарование придавало резким чертам ее лица выражение удовлетворения, до тех пор пока Макс вдруг не сказал:
