С Энни все было по-другому. И он не понимал почему. Сейчас Синклеру не хотелось думать об этом.
Он медленно вошел в нее, целуя жаждущие губы. Они двигались вместе в каком-то гипнотическом, завораживающем ритме. Мягкие вздохи, легкие стоны, словно музыка, наполняли его сердце. Ему нравилось чувствовать ее руки на своей коже, даже когда ее ногти, в пылу страсти, впивались в его спину.
Гибкая и живая, Энни изгибалась под ним, унося его к новым высотам лихорадочного наслаждения. И когда Синклер подумал, что не продержится больше ни секунды, она с улыбкой приникла к нему, чтобы поменять положение.
Ему удалось перевернуться, оставаясь внутри ее. Каждый дюйм его тела, каждый мускул вибрировал от напряжения. Какая-то его часть хотела прийти к завершению и закончить эту восхитительную агонию, другая же — жаждала вечности.
Не будут ли они жалеть о содеянном, когда шампанское выветрится из их крови и на смену серебристому лунному свету придет ослепительное сияние дня?
— Я не пожалею об этом, — прошептала Энни.
Ее слова потрясли его. Она словно слышала его мысли.
— Я тоже.
— Что бы ни случилось, эти минуты навсегда останутся с нами. — Обхватив его ногами, Энни прильнула к нему. Жар ее возбуждения, сравнимый с его собственным жаром, накалил воздух. — Я никогда этого не забуду.
Задыхаясь, они лежали в обнимку.
— Господи, почему же это так приятно!
Ее вопрос заставил его рассмеяться.
— А иначе никого бы на свете не было. Если бы секс был простой обязанностью вроде чистки зубов, кто бы стал им заниматься?
— Ты не чистишь зубы?!
— Я из тех, кто привык к обязанностям.
— За это ты мне и нравишься.
— Потому что ты сама такая же. Уверен, ты никогда бы не легла спать, не почистив зубы.
— Откуда ты знаешь? Меня что, так легко понять? — спросила Энни, притворившись обиженной.
— Не то слово. Ты просто открытая книга.
— В самом деле? Выходит, ты знал, что я о тебе думаю?
Синклер не знал. Ему даже в голову не приходило взглянуть на Энни как на женщину. Она была для него просто экономкой. Хорошей работницей.
— Я был слеп до того дня. Не могу понять почему. Ведь все эти годы ты была такой же. Хотя твоя одежда много чего скрывала.
Энни нахмурилась:
— Как странно. Платья с чердака все изменили.
— Моя мать решила бы, что это судьба. Магия, — сказал Синклер, таинственно понизив голос.
Энни поежилась, крепче прижимаясь к нему.
— Мне тоже так кажется. Я бы раньше ни за что на такое не отважилась.
— На горячий безрассудный секс?
— Точно. Никогда бы не поверила, что мы будем лежать под луной совершенно голые.
— Я тоже. Здесь чертовки холодно. — Синклер крепче обнял Энни.
— Правда? Я не чувствую. Я вся горю.
Она не горела, она просто сияла от счастья.
Синклер нахмурился. Он не знал, как сделать женщину счастливой. Он мог продержаться до свадьбы, пережить медовый месяц, но потом… потом все рушилось.
Но может, с Энни все было бы по-другому?
Неужели он всерьез задумывается о новых отношениях? Ведь он недавно развелся.
— Что случилось? — спросила Энни, и озабоченность в ее голосе тронула его.
— Меня как-то не очень устраивает моя жизнь…
Она мягко погладила Синклера по щеке. В выражении ее лица не было ни тени насмешки. Она понимала его.
— Обычно я живу будущим. Настоящее меня не интересует. — Синклер нахмурился.
— Значит, для нас нет никакой надежды? — Энни улыбнулась, но в голосе прозвучала горечь.
— Сейчас я думаю, что мы можем попытаться жить настоящим.
Пламя надежды — или это было всего лишь желание? — заставило его с жадностью прижаться к ее губам.
Энни ответила, всем телом прильнув к нему, стремясь продлить мгновение.
Поцелуй оставил их почти бездыханными.
— Нам все же лучше вернуться, пока не закончился вечер. А то шофер начнет беспокоиться, куда мы запропастились. — Мягкий голос Энни вернул Синклера к действительности.
— Ты права. — Он потянулся, неохотно отстраняясь. — Но это просто ужасно — опять натягивать на себя одежду, когда без нее так хорошо.
— А мне будет приятно надеть это платье. В нем ты никогда не знаешь, что может с тобой случится в следующий момент.
— Ну, теперь-то ты знаешь. — Он медленно провел пальцем по ее подбородку. — Оно снова заставит меня тебя раздеть.
Луна уже сияла на другой стороне залива, когда они наконец оделись и спустились к лодке. Впрочем, путь обратно оказался гораздо быстрее — теперь они плыли по течению.
Энни сидела на носу. Темную гладь покрывала мелкая рябь от легкого теплого ветерка.
— Что это? — Она увидела в воде отражение маленького яркого огонька и посмотрела на небо.
— Китайские огни. Сейчас они очень популярны. Внутри бумажного фонарика поджигается фитиль, и, пока он горит, фонарик летит по небу, словно маленький красный шарик.
Когда они миновали последний изгиб реки, все небо было усеяно красными огоньками, поднимающимися все выше и выше.
— Как красиво! — Энни смотрела, словно завороженная. — Но ведь они очень опасны. Они могут на что-нибудь упасть и вызвать пожар.
В сердце Синклера и так бушевал пожар. Но в этот раз все будет по-другому. Связь с Энни превратится в настоящие отношения, и они поймут, как жить вместе, не мешая друг другу. Может, они даже поженятся и заведут детей.
Синклер сделал глубокий вдох. Не стоит торопиться. Лучше сильнее налегать на весла, а будущее само о себе позаботится.
— Ну как, я нормально выгляжу? — Энни повернулась к нему, поправляя выпавшие из заколки пряди.
— Потрясающе. — Теперь, когда с нее сошел весь этот праздничный лоск, она казалась даже более соблазнительной. Более естественной и сексуальной. — Надеюсь, никто не заподозрит, чем мы с тобой занимались все это время.
Она заговорщицки улыбнулась:
— Это будет нашим секретом. Не думаю, что кому-то нужно знать, что мы оказались такими неучтивыми гостями. — Энни вздохнула. — Мы даже шагу не сделали по этому острову.
— Не беспокойся. Скажем, что потерялись.
Именно так Синклер себя и чувствовал. Он отклонился от прежнего курса, потерявшись в Энни, но при этом открыв для себя новые возможности.
— Не могу дождаться, когда это случится в следующий раз.
— Я тоже. — Синклер нахмурился.
У него появилось предчувствие, что этот замечательный вечер может оказаться последним земным раем, которого ему удалось вкусить.
«Ты не знаешь, как жить. — Слова его второй жены прозвучали в голове как эхо. — Ты только и можешь, что беспокоиться об обязанностях. Ты не умеешь развлекаться».
