– Возможно, – ответил Пирс. – Но это моя ошибка. В этом-то все и дело, Никки. – Он взял ее за руки, замечая, что они холодны как лед и дрожат. Глядя ей в глаза, он заговорил тихо, но отчетливо: – Ты мне очень дорога. Вероятно, ты мне сейчас не поверишь. Я хочу проводить время с тобой. Я желаю, чтобы ты была в моей постели, жила в моем доме. Я хочу показать тебе свою жизнь и то, что я люблю. Я жажду рассказать тебе, каким вижу свое будущее, возможно, наше будущее. Но…
– Но что? – Она высвободила руки, попятилась и обхватила себя за талию, словно защищаясь.
Пирс впервые увидел Никки такой уязвимой. Она всегда была сильной, самоуверенной и энергичной. Но сейчас она выглядела бесконечно хрупкой, будто ее уничтожит одно его неверное слово.
– Если ты хочешь быть со мной, ты должна перестать говорить о моей родне.
Никки побледнела:
– Ты выдвигаешь мне ультиматум?
– Называй как хочешь. Прошу только об одном: уважай мое право самому решать свою судьбу. Я, например, не стану вмешиваться в твои личные дела.
– И это все? Мы никогда не будем об этом говорить?
Пирс кивнул:
– Я так хочу. Так должно быть.
Он видел, как напряглись мышцы ее изящной белой шеи – Никки сглотнула.
– Не знаю, удастся ли мне забыть о том, что известно нам обоим, – сказала она.
– Конечно удастся. Только представь, что мы не ездили к Гертруде. Вообрази, что я не приходил в твой офис и не просил тебя о помощи. Считай, что у нас с тобой было свидание вслепую и мы друг другу понравились. Что-то вроде этого.
Ее глаза потемнели, взгляд стал непроницаемым.
– Как много лжи.
– Это не ложь. – Пирс вздрогнул, представив свою жизнь в целом. – Просто приятный вымысел. Мы же никому не причиним вреда.
– Будь честен с самим с собой, Пирс. Ты же понимаешь, все совсем не так. То, о чем ты просишь, несправедливо как в отношении твоих родителей, которые тебя воспитывали, так и человека, который считает, что его сын мертв.
– Им не навредит то, чего они не знают.
– Ты рассуждаешь как упрямые подростки, которые лгут своим родителям, якобы с благими намерениями, и воруют.
– Ты хочешь сказать, что мы в тупике? – Ему стало тошно. Он не ожидал, что Никки будет с ним спорить. Но он явно недооценил, насколько прошлое повлияло на ее мировоззрение.
На мгновение Пирс задумался, каково Никки жить, не имея никаких корней, не зная о своем происхождении. Она выросла в приюте вместе с детьми, у которых либо не было родителей, либо от них отказались. От стыда по его спине пробежал холодок. Трудно вообразить, кем его сейчас считает Никки.
Но его решимость не поколебало даже сочувствие к ее одинокому детству.
Никки наклонила голову: на мгновение светлые волосы закрыли ее лицо. Несмотря на переживания, она потрясающе выглядела. Пирсу хотелось подхватить ее на руки и повторить безумную ночь. Но он чувствовал, что обидел Никки – невольно задел ее самую болезненную рану.
– Между нами все кончено? – едва слышно спросил он.
Никки медленно подняла голову и сцепила руки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Мне нужно время, чтобы подумать. Пожалуйста, отвези меня домой. – В ее взгляде читалось унылое смирение.
– Конечно. Как скажешь.
Они доехали до ее дома, не прикасаясь друг к другу и не произнося ни слова. В салоне царила напряженная атмосфера. Остановившись, Пирс положил руки на руль:
– Я провожу тебя до квартиры.
– Нет, – ответила Никки. – Я этого не хочу.
Она выбралась из машины. Пирс последовал ее примеру. Он страстно хотел ее и мучительно осознавал, что Никки отстраняется от него физически и эмоционально.
– Поцелуемся перед сном? – Он постарался разрядить обстановку.
Никки сильнее закуталась в светлую тонкую шаль, несмотря на теплую и влажную погоду:
– Пожалуйста, не надо. Не стоит усложнять.
Пирса обуяли гнев и отчаяние.
– Это ты все усложняешь.
Она попятилась и приложила руку ко рту:
– Я должна идти.
Пирс в ошеломлении наблюдал, как она захлопывает за собой парадную дверь.
Прошло по крайней мере пять минут, прежде чем он повернулся к своей машине. Пять долгих минут. Пирс спрашивал себя, не совершил ли самую большую ошибку в жизни. Но если для того, чтобы быть с Никки, ему придется разрушить свою семью и сблизиться с кланом, известным своей замкнутостью, у него действительно нет выбора.
Включив зажигание, он заставил себя поехать вперед не оглядываясь.
Никки было холодно, ужасно холодно. Приняв горячий душ и надев теплую байковую пижаму, она продолжала дрожать. Многообещающий вечер закончился крахом.
Может, Пирс прав? Возможно, по ее вине они сегодня ночуют порознь? А как хорошо все начиналось – романтическая музыка, танцы, ужин, смех и флирт. И все оказалось напрасным, потому что она увидела родного брата Пирса и не удержалась.
Никки свернулась калачиком на диване, укрывшись пледом, не в состоянии более секунды оставаться в спальне. Атмосфера была пронизана воспоминаниями о Пирсе, и Никки не могла этого спокойно вынести. Она вспоминала его сексуальную улыбку, изобретательность во время любовных игр, нежность и чувственные ласки. Самый замечательный момент в ее жизни постепенно омрачился потерей.
В которой виновата она сама.
Наступила ночь. Невидящим взором Никки смотрела телевизор, приглушив его звук. Пирс сказал, что она ему очень дорога. Намекнул на совместное будущее. Но она не смогла забыть того, что недавно произошло в его жизни. Пирс раскрыл невероятную тайну своего происхождения. Он – Волфф, член одного из самых богатых и влиятельных кланов страны.
Почему он не понимает важности случившегося?
Время от времени Никки погружалась в забытье, а когда просыпалась, понимала, что ничего не изменилось. Она одна в своей квартире, без Пирса.
В какой-то момент Никки почувствовала себя так плохо, что задалась вопросом, не отравилась ли на вечеринке. Ее руки и ноги ослабели. Ей с трудом удалось выпить имбирный эль.
Под утро она задремала. Ее разбудили солнечные лучи, проникшие сквозь щели между шторами. Никки заставила себя встать. Аренду помещения придется обновлять через три-четыре недели. Она должна решить, оставаться ей здесь или съезжать.
Никки любила свой уютный дом. Он стал настоящим гнездышком, созданным с нуля, и она им гордилась.
Хотя обычно Никки довольствовалась тихим уединением, она время от времени развлекалась, наслаждаясь обществом друзей из Шарлотсвилля, многие из которых, как и она, были недавними выпускниками университетов.
В свободной спальне, переоборудованной под домашний офис, Никки взяла папку с письмом от бывшего профессора юриспруденции. Она прочла письмо еще раз, медленно, пытаясь понять собственную реакцию. Получив письмо, она решила закрыть практику в Шарлотсвилле, хотя в глубине души знала, что не желает работать юрисконсультом в большой фирме в округе Колумбия.
