Мей рассказала о своих планах за ужином, чем немало удивила Лаклана.
– Я уверен, – сказал он, – что тебе совершенно не обязательно уезжать.
– Клэр не против, – пробормотала Мей.
– Точно. К тому же ты всегда восхищался тем, как у меня все налажено в офисе. Дома будет точно так же, – озорно подмигнула ему Клэр.
– Я знаю, но то была работа…
Казалось, он хотел сказать еще что-то, но, видя, что Шон готов принять участие в дискуссии, передумал и вместо этого попросил тетю сообщить о ее планах.
А вечером он потребовал у Клэр объяснений. Сидя перед зеркалом и расчесывая на ночь волосы, она просто рассказала ему, в чем дело.
– Понятно, – коротко произнес он. А потом добавил: – Я не знаю, как ты будешь справляться, и не уверен, что она действительно хочет уехать.
– Лаклан… – Клэр положила расческу на столик и внимательно взглянула на Лаклана. Он явно был не в радужном расположении духа, и главная причина тому – она сама. До сих пор она еще ни разу не видела его в таком состоянии. Что это – издержки семейной жизни?
– Что? – невозмутимо спросил он.
– Я думаю, тебе следует больше доверять мне, – так же невозмутимо ответила она.
– А я думаю, тебе не следует забывать о том, что ты уже почти на пятом месяце беременности, а ты хочешь продолжать работать, и еще есть Шон. О нем тоже надо заботиться.
– Хорошо, давай во всем разберемся, – твердо ответила она. – Начнем с конца. Для Шона самое важное в жизни – это ты. Сейчас, возможно, ему будет тяжело расстаться с Мей, но он не так давно заявил мне, что может выносить меня сколько угодно, если только он останется в Розмонте – с тобой.
– Клэр…
– Дай мне закончить. А я, если смогу, обязательно сделаю так, чтобы он чувствовал себя со мной спокойно и уверенно, как и подобает ребенку. Я не собираюсь окружать его ненастоящими любовью и заботой, стараясь заменить ему мать. Он не хочет, чтобы к нему относились как к ребенку. И если он не будет чувствовать, что я пытаюсь встать между ним и тобой, с ним все будет в порядке.
– Все это очень хорошо в теории, Клэр, а на практике это звучит как цитата из учебника «Как обращаться с неродными детьми». Это может и не сработать.
– Но ты, похоже, считаешь, что я обижаюсь на Шона или что Шон обижается на меня.
– Это не всегда очевидно.
– Я знаю, что я не обижаюсь на него, а у него не будет причин обижаться на меня. Следующий пункт – близнецы и пять месяцев беременности. При нормальном ходе событий это ни в коем случае не может сделать меня больной или несообразительной. Безусловно, я, как ты выражаешься, на некоторое время стану медлительной и неповоротливой, но я могу нанять кого-нибудь себе в помощь.
– Ты пропустила один важный пункт. Работа.
Не так давно ты говорила, что работа для тебя важнее всего и что тебе лучше быть матерью-одиночкой.
Это было уж слишком. Она встала, глаза ее горели как угольки. Еле сдерживая ярость, она очень мягко сказала:
– Послушай. Я сама постелила себе постель, теперь хочу лечь в нее, и я не собираюсь силой заставлять Мей быть моим костылем. Если тебе нужно – иди работай, а я ложусь спать.
Лаклан без единого слова расправил плечи и вышел за дверь.
На этот раз она не спала, когда он залезал в постель.
Он обнял ее, несмотря на все ее протесты.
– Извини, пожалуйста. Я знаю, тебе тяжело и ты сама волнуешься из-за ведения домашнего хозяйства. Наверное, именно поэтому я так удивился, что Мей уезжает.
Она немного расслабилась, но не сказала ни слова.
– Я включу свет?
– Пожалуйста.
Внимательно оглядев ее при свете лампы, он сказал:
– Такая сердитая и такая красивая! – Он нежно провел по ее волосам, погладил по щеке. – Сначала Серина, потом Мей. Слишком много всего и слишком быстро. Мне очень жаль. Я бы отдал все на свете, лишь бы ты не огорчалась из-за Серины, лишь бы она не цеплялась к тебе.
– Раньше даже мысль о ней огорчала меня, но теперь мне все равно.
Он хотел еще что-то сказать, но потом передумал.
– Как они там?
– Кто? – не поняла Клэр.
– Труляля и Траляля.
– А, они в порядке. Отдыхают, наверное.
– Хорошо. Надеюсь, они не очень сердятся за то, что я так разозлил тебя.
Грустная улыбка тронула губы Клэр.
– Боюсь, они даже не заметили. Я однажды читала статью про детей, чьи мамы жили совсем близко от токийского аэропорта.
– Это никак не повлияло на них?
– Даже напротив. Родившись, они гораздо комфортнее чувствовали себя рядом с самолетами, нежели в тишине.
– Ну, и что это значит? Это вообще что-нибудь значит?
– Мне только сейчас пришло в голову. Думаю, тебе не стоит волноваться оттого, что все происходящее снаружи может на них как-то повлиять. Хотя я, конечно, не хотела бы быть несчастной слишком часто.
– А ты чувствуешь себя несчастной? Прямо сейчас?
– Ну, хорошим настроением похвастаться не могу.
– Ты была такой официальной, пока не упомянула постель.
– Что ж, это было самое лучшее, что я могла сказать, и первое, что мне пришло в голову, – улыбнулась она.
Он наклонился и поцеловал ее.
– Так вот, о постели. Тебе не кажется, что это и моя постель тоже?
– Риторический вопрос…
– Знаешь, ты была очень убедительна, когда выгоняла меня из спальни. Или это все было сказано в порыве гнева?
– Если честно, – потянулась она, – последнее, что мне тогда хотелось, так это разделить с тобой постель.
– А сейчас?
– Ты… очень хочешь этого?
Что-то зажглось в его глазах.
– Разреши мне самому высказаться за себя, – и он начал нежно ласкать ее, пока она наконец не прошептала:
– Ты выиграл!
– Нет, наоборот, ты выиграла этот раунд, – хрипло шепнул он и положил голову ей на грудь.
На следующее утро, когда Лаклан проснулся, Клэр не спала. Лежа на своей половине кровати, она любовалась им.
Открыв глаза, он сладко потянулся и прижал ее к себе.
– Интересно, чем я заслужил это?
– Заслужил что?
– Прекрасное обнаженное существо вроде тебя, лежащее в моей постели, – ослепительное, как солнце, и такое желанное для меня.
– Я без одежды, потому что, когда я засыпала, кто-то снял ее с меня. – Клэр сурово взглянула на него. – И… о, нет! – тут же задохнулась она, когда он легонько сдавил ее сосок зубами.
– Больно? – встревожился он.
– Нет… не совсем… то есть…
Она не могла найти слов, чтобы объяснить ему: слишком много наслаждения сразу! Ей трудно было выносить это. К счастью, объяснять ничего не пришлось, ибо он сказал:
– Не волнуйся, я не буду настаивать, но только потому, что мне надо вставать и одеваться. И на все про все у меня осталось ровно две минуты и двенадцать секунд.
