— Думаю, у него все хорошо. А что?
— Да нет, ничего, — хмыкнула Кэтрин, готовя шоколадную стружку для печенья. — Просто… интересуюсь.
— А-а.
Донна устремила взгляд в чековую книжку, пытаясь произвести кое-какие подсчеты. Слишком ранний час для такой работы, но надо было чем-то занять себя, чтобы отвлечься от ночных воспоминаний. Особенно теперь, когда мать рядом. Она ведь как радар, быстро все уловит.
Глядя на цифры, Донна ничего не могла понять. Как такое может быть? Она умеет складывать и вычитать. Почему же ее результат так отличается от банковского? Может быть, она слишком устала?
— Давай оставим этот разговор, мама.
— Нет уж, дорогая. — Кэтрин осторожно положила столовую ложку теста на противень. — Если ты думаешь, что я слепая и не вижу, что происходит между вами, ты ошибаешься.
Вздохнув, Донна откинулась на спинку стула, вытянув вперед и скрестив ноги, и многозначительно посмотрела на мать.
— А если ты думаешь, что я намерена обсуждать это с тобой, то тоже ошибаешься.
Заполнив противень, Кэтрин открыла дверцу духовки и засунула его туда. Потом установила таймер и повернулась к дочери.
— Дорогая, ты ведь знаешь, как вы с Эриком дороги мне?
— Да. — Пытаясь разгадать, что последует за этим, Донна внутренне собралась.
— Я хочу, чтобы вы оба были счастливы.
— Знаю, мам.
— А Эрик так счастлив рядом с Лонерганами.
— И это я знаю.
— А ты осознаешь, какое удовольствие ты сама получаешь от этого?
— Мам… — Донна выпрямилась на стуле.
Кэтрин взяла другой стул, поставила его рядом с дочерью и села. Затем взяла руку Донны в свою и продолжила:
— Ты любишь Джейка, дорогая.
О господи! Она сформулировала свои чувства лишь сегодня ночью. Но как мать догадалась об этом?
— Мам, — уклоняясь от прямого ответа, сказала Донна, — я не могу любить Джейка.
— Итак, ты не отрицаешь этого. Но, во имя всего святого, почему ты не можешь его любить?
— Потому что мы как лед и пламень. — Самый простой ответ. Горькая правда, к которой она пришла в пять часов утра. И, хотя ее тело продолжало ликовать от счастья, продолжения этому быть не может. — Не имеет значения, что я чувствую. Мы слишком… не похожи друг на друга. У нас разные стремления в жизни.
Кэтрин хлопнула дочь по руке, и от неожиданности Донна охнула.
— Очнись, дочка! Да то, что ты чувствуешь, — это единственное, что действительно имеет значение.
— Как ты можешь говорить мне такое? — вспыхнула Донна. — У меня есть Эрик, и я думаю о нем, о его будущем, о том, чтобы защищать его.
— От чего конкретно ты хочешь защитить его? От любви?
— Мам…
— Дорогая, я знаю, ты боишься своей любви. — Кэтрин откинулась на спинку стула. — Только небо знает, как я сама была напугана. Я почти не замечала своих чувств к Майку из-за этого страха. Но, если бы ты видела себя со стороны последнюю пару недель… Ты ожила, когда Джейк вернулся в город.
Вскочив, Донна принялась шагать по кухне взад-вперед. Похоже, этот разговор должен состояться независимо от ее желания. И Донна заговорила. Больше для себя, чем для матери.
— Когда я вижу Джейка, все во мне просыпается. Звучит глупо, — призналась она, — но это так. Я не ожидала и не хотела этого. — Она бросила жесткий взгляд на мать. — Я любила Мака, ведь ты знаешь. Мне было только пятнадцать лет, но я действительно любила его. А он погиб.
— Это был несчастный случай, дорогая. Но ты не можешь прожить всю жизнь только одной этой трагедией.
— Почему же нет? — требовательно произнесла Донна. — Посмотри на Джейка. Подобный несчастный случай вполне может еще произойти. Джейк участвует в мотогонках. Он обожает риск, опасность. И если я позволю себе полюбить его, а потом потеряю…
Кэтрин встала, положила руки Донне на плечи и посмотрела ей в глаза.
— Дорогая, если ты не позволяешь себе любить, то уже потеряла его.
* * *
Часом позже, на озере, окруженном деревьями, Джейк стоял на холме и смотрел вниз на спокойную поверхность воды. Налетел тихий ветерок, и по глади озера пошла рябь.
«Поговори с Маком». Джейк перевел взгляд с озера в небо и снова на воду. Прав ли Сэм? Действительно ли дух Мака пленен здесь, потому что братья не позволяют ему уйти? Неужели все эти пятнадцать лет он ожидал, что они втроем придут к нему? Придут, чтобы отпустить его в прошлое, которому он принадлежал.
С каждым ударом сердца пульсирующая боль в висках усиливалась. Джейк почувствовал себя глупцом, шедшим на поводу у нелепых фантазий. Но в то же время у него было ощущение, что сейчас завершается какой-то важный этап его жизни. Даже если Мака здесь больше нет, даже если он давно ушел туда, куда они все когда-нибудь уйдут, Джейк понял, что должен был прийти на озеро.
Он обязан рассказать своему брату о тех чувствах, с которыми он жил все эти годы.
Присев на теплую траву, Джейк положил руки на колени и вздохнул.
— Мак, я так устал чувствовать боль, вспоминая тебя. Черт возьми, я даже не знаю, что тебе сказать. Этого недостаточно, наверно, но что еще?
Внезапно подул холодный бриз, взявшийся ниоткуда, и закружил рядом с Джейком. Он улыбнулся и представил, что Мак действительно здесь. Джейк даже ощущал его присутствие. Что это, воображение? Возможно. Но какая удобная штука.
— Эрик — замечательный мальчишка, — тихо сказал Джейк. — Ты бы гордился им. Хотя ты ведь наверняка все время присматриваешь за ним, да?
Вопреки ожиданиям этот разговор с Маком вовсе не казался Джейку каким-то странным. Наоборот, все было естественно. Теперь начиналась самая трудная часть.
— А если ты присматриваешь за Эриком, значит, знаешь, что происходит между мной и Донной. — Джейк нахмурился, выдернул полную горсть сухой травы и растер ее между пальцами. — Я люблю ее, Мак. Я даже не знал, что могу так сильно любить.
Произнеся это вслух, Джейк ощутил необыкновенную легкость. Он любит Донну.
— Не имею представления, что теперь будет. Я ведь и сам не подозревал до этой минуты, что люблю ее. Даже когда мы были детьми, я проявлял к ней интерес, но не хотел, чтобы ты знал об этом. Теперь ты должен знать. Я попытался украсть ее у тебя однажды ночью, но она сбежала. Сбежала к тебе, Мак.
Джейк проглотил комок, застрявший в горле, и заставил себя произнести горькие слова:
— Я ненавидел тебя за это. Ненавидел за то, что она с тобой.
Подняв голову вверх, Джейк смотрел на голубое небо, на проплывающие облака.
— Но я и любил тебя, Мак, — признался он. — Неважно, каким глупым или ревнивым я был, моя любовь к тебе была безгранична.
