— Теперь все, — сказала миссис Кук, увидев приближающуюся Эмму. Вставайте с левой стороны от детей, Эмма. Вы, Раф, — справа. Габи, почему ты не встанешь рядом с отцом?
— Что? — Габи вытаращил глаза на миссис Кук. — Раф? Он не мой папа.
Мама Артура перевела взгляд с одного на другого.
— Странно, вы похожи как две капли воды. Ну, хорошо. Тогда встань рядом со своим тренером.
Раф бросил на Эмму умоляющий взгляд. Как ему хотелось закричать на весь мир, что Габи его сын. Эмма отвела глаза. Скоро ей придется сдаться. Но не сейчас. Не при всех.
— Улыбнитесь все! — крикнула миссис Кук.
Эмма, потягиваясь, вошла в спальню. Какое счастье снова иметь отдельную комнату.
Не зажигая света, она подошла к окну, которое выходило на задний двор, прямо напротив квартиры Рафа.
День был долгим, но удачным. После пиццерии Раф повез их в кино, а потом поужинать. Когда они наконец вернулись, Габи был настолько усталым, что они едва уговорили его помыться перед сном.
Сегодня Эмма даже не приступала к работе, но это ее не беспокоило, что было странно. Обычно она оценивала, насколько успешным был день, по тому, сколько успела сделать. Она старалась, чтобы график был достаточно плотным. Чтобы забыть про пустоту в душе.
Эмма провела пальцами по губам. Они все еще были влажными после поцелуя Рафа. Ей не хотелось отпускать его сегодня. Она страстно хотела войти с ним в его спальню, упасть на его огромную кровать и почувствовать себя, как раньше, безгранично, бесконечно любимой.
Эмма ткнулась горячим лбом в оконное стекло. Она все еще не была готова сказать Габи, что Раф его отец. Как признаться сыну, что она обманывала его все эти годы? Как объяснить пятилетнему ребенку все сложности запретной любви?
Когда стекло немного охладило ей кожу, она вдруг заметила некоторую странность в квартире Рафа. Свет там не горел. Эмма выпрямилась. Прошло не меньше пяти минут с тех пор, как он ушел. Он должен был быть уже там. У нее заколотилось сердце. Вдруг он упал на лестнице? Раф устал не меньше ее, а при его травмах…
Эмма повернулась и помчалась вниз.
— Раф! — Она распахнула незапертую дверь.
— Что случилось? — с тревогой спросил он.
— Ты где?
— Я здесь.
Она пошла на его голос и увидела его силуэт на фоне окна. Он поднялся из кресла, повернутого к окну.
— Что случилось? — еще раз спросил он.
— Это я пришла тебя спросить. — Она шагнула в комнату. — Почему ты сидишь без света? Ты не заболел?
Он тихо выругался по-испански.
— Нет.
— Что ты делаешь? Он покачал головой.
— Отказываюсь отвечать на этот вопрос, чтобы не подвергать себя опасности быть арестованным. Она наморщила лоб.
— Что?
Раф громко вздохнул и протянул к ней руки.
— Иди сюда. Я тебе покажу. Эмма осторожно подошла. Он притянул ее и поставил перед собой лицом к окну.
— Что ты там видишь?
— Дом? — спросила она смущенно.
— Точнее, твое окно.
— Да. Ну и что? — Сердце внезапно забилось. — Ты подглядывал за мной.
— Ты меня застукала. — Он хмыкнул. — Я извращенец. Я подглядываю за тобой каждую ночь, с тех пор как ты перебралась обратно наверх. Ты раздеваешься перед шкафом, который стоит прямо перед моими глазами. Ты ни разу не задернула занавески.
Она прижалась спиной к его груди и почувствовала, как бьется у него сердце.
— Я никогда их не закрываю. Слуги в доме давно не живут, а больше заглядывать некому.
— Я заглядываю. — Он куснул ее за мочку уха. — Ты даже не представляешь, сколько раз я думал, может ли сейчас та шпалера выдержать мой вес.
— Тебе надо было всего-навсего… — Эмма подняла руку и взъерошила ему волосы, — подняться по лестнице.
Он сжал ее в объятиях.
— Ты ведешь себя так, что мне трудно держать свое слово.
Чувственная улыбка появилась у нее на губах.
— Прекрасно. Приятно знать, что не мне одной. Он покрыл поцелуями ее шею.
— Ведьма.
Эмма хмыкнула и повернулась к нему лицом. Она обвила его шею руками и почувствовала, как он напряжен.
— Есть лишь одно средство.
— Так исцели меня. Я больше не могу. Он приподнял ее и прижался губами к ее губам.
По коже побежали мурашки от внутреннего жара. Как давно она не чувствовала горячих мужских рук, влажного огня губ. Слишком, слишком давно.
— Ты еще красивее, чем шесть лет назад, — выдохнул он хриплым шепотом. Как это может быть?
Она почувствовала на коже его нежные руки и застонала.
— Прикасаться к тебе так приятно, — прошептал Раф. — Ты такая нежная и теплая. И на вкус — как выдержанное виски. Тебе ведь нравится, да? — Он нежно коснулся ее груди. — Я помню. Господи, я помню все. Это, — он провел языком по ее шее, сводило тебя с ума.
До сих пор сводит. Ухватившись за край его рубашки, она выдернула ее из джинсов, потом потянулась к воротнику. Не хотелось терять время на пуговицы, и она рванула полы рубашки, распахивая ее. Пуговицы со стуком покатились по полу. Она протянула руки к его груди, но там оказалась майка.
— На тебе слишком много одежды. — Эмма засунула под нее руки.
И вдруг остановилась, дотронувшись до неровной грубой кожи.
— Что это?
Раф разразился ругательствами на английском и испанском. Тело у него напряглось, лицо стало страдальческим.
Эмма готова была убить себя.
— Я знаю, что ты весь в шрамах, Раф. Я забыла на секунду. Прости.
— Наверное, тебе лучше уйти.
— Нет. — Она задрожала, лишившись его тепла. — Раф, это не имеет значения.
Он повернулся к ней и сдавленно простонал, глядя на ее все еще обнаженную грудь, которую она и не пыталась прикрыть.
Он отвел взгляд.
— Ты их не видела.
Эмма протянула руку и потрогала шрам у него на лице. Железная рука остановила ее.
— Прошу тебя, Раф. Дай мне еще один шанс.
— Разве нам всего, что есть, недостаточно? — Он так сильно схватил ее запястье, что она вздрогнула, и он отпустил ее. — Мы и так работаем бок о бок каждый день. У нас общий дом, семья, захватывающее новое дело. Зачем нам постель?
— Затем, что ты хочешь меня так же сильно, как я тебя. — Она взглянула ему прямо в глаза.
— Я… просто… не могу.
— Почему?
Он долго и пристально смотрел на нее, как будто не хотел отвечать.
— Потому что я боюсь потерять тебя. Я боюсь потерять ту жизнь, которую нашел.
— Ты считаешь, что я могу убежать из-за каких-то нескольких шрамов?
— Не ты первая. Даже мама плакала, когда видела их.
Ей хотелось выть, колотить его по груди за то, что он довел ее до неистовства, а потом бросил…
— Похоже, я — не единственная, кто не умеет доверять, — проговорила она.
