— Привет, Шэрон, — ответил Ральф и наклонился к ней через стол. — Ты чудесно выглядишь. Поэтому и улыбаюсь.
— То есть вчера я тебе не очень понравилась? — поддела она его. — Ты был строг и сдержан.
— Ты вчера тоже была строгая маленькая хозяйка аристократического дома. А сегодня похожа на одну из моих студенток. Знаешь, они такие смешные…
— Значит, я смешная?
— Нет, ты чудесная, — засмеялся Ральф. — Как женщины умеют извлекать из наших слов совершенно другой смысл?
— А как мужчины не умеют понимать самое простое? — в тон ему протянула Шэрон. — Мы произошли от разных обезьян. Это же очевидно…
— Но ведь иногда мы умеем договариваться? — с надеждой спросил Ральф.
— Это зависит от того, насколько такой договор нужен женщине, — ответила Шэрон и улыбнулась. — Я тебе могу рассказать огромное количество женских тайн. Только скажи зачем? Ты решил обольстить какую-нибудь женщину?
— Чисто научный интерес, — серьезно ответил Ральф, и теперь они засмеялись вместе.
Они могли бы так болтать бесконечно, подумал Ральф и удивился этому. Ни одна девушка в его жизни не вызывала в нем одновременно столько противоречивых желаний. Ему хотелось подтрунивать над Шэрон и защищать ее, руководить и доверяться, бродить с ней по кромке воды, завернув брюки, и восхищаться ее точными замечаниями по поводу жизни. Он видел, что в этой хорошенькой головке гораздо больше ума и зрелых наблюдений, чем в серьезных головах ученых дам. С ней было смешно, легко и интересно. А еще ему хотелось погладить ее по щеке и почувствовать, какая у нее кожа…
Но это были несколько вольные мысли. Вчера он почти признался, что влюблен в Элизабет… Ни одна женщина не простит любви к другой. Он не может начать ухаживать за ней, пока не разберется в своих чувствах.
— Ты завтракала? — спросил Ральф и протянул ей меню.
— Нет, — покачала головой Шэрон. — Терпеть не могу завтракать рано утром. У меня возникает ощущение, что я насилую собственный организм. Ему еще хочется спать, а я должна заставлять его что-то там переваривать. Стакан сока и кофе. Не могу заставить себя съесть хотя бы бутерброд. Зато часам к двенадцати я голодная как зверь. А сейчас, если ты заметил, именно двенадцать…
— То есть тебя надо срочно накормить, иначе я рискую…
— Нет, тебя я есть не буду, — пообещала Шэрон. — А вот салат, сандвич с тунцом, яблочный пирог и кофе мне вполне подойдут.
— Шэрон, — засмеялся опять Ральф, — какое счастье, что ты не считаешь калорий. Ты не представляешь, какой это ужас, когда приглашаешь девушку на ужин, а она, вместо того чтобы наслаждаться жизнью, начинает выискивать в меню низкокалорийные блюда. После этого как-то уже не хочется ничего больше.
— Ты просто выбирал не тех девушек, — серьезно ответила Шэрон. — Хотя, по правде сказать, это еще один маленький женский секрет. Женщины все это выделывают с единственной целью…
— Какой же?
— Показать, что они неземные существа. Понимаешь, когда женщина предпочитает вместо свиной отбивной вареную капусту, в этом есть что-то от эльфа, который питается лунным светом. Потом, наедине с собой, можно позволить себе коробку пирожных со сливочным кремом. Но мужчине об этом знать совсем ни к чему.
— Девушка, — погрозил Ральф пальцем, — вы не очень-то жалуете своих сестер.
— Да нет, — махнула рукой Шэрон. — Я их люблю. Именно за подобные глупости. Но сама предпочитаю не делать этого. Скучно и смешно.
— А как же впечатление, которое ты должна производить на мужчин? — лукаво спросил Ральф. На самом деле ему очень хотелось узнать о ее личной жизни.
— Ну, во-первых, к сожалению, я еще не встречала мужчину, на которого мне хотелось бы производить впечатление, — начала перечислять Шэрон, — во-вторых, это может привести к обратному результату, если мужчина умен, а в-третьих, я предпочитаю, чтобы на меня производили впечатление.
— Да, — вздохнул Ральф, — шансов нам ты практически не оставила.
— Не знаю, — уже серьезно сказала Шэрон, — но я не люблю эти вечные игры между мужчинами и женщинами. По-моему, когда людям хорошо вместе, никакого впечатления производить не нужно. Ведь и так все понятно. Ты-то есть будешь?
— Конечно, я ждал тебя, — ответил Ральф и кивнул официанту. — Я буду то же, что и ты. Только без яблочного пирога.
— Тоже маленькие мужские хитрости? — засмеялась Шэрон, когда Ральф сделал заказ. — Яблочный пирог — это несолидно?
— Знаешь, не люблю сладкое. Понимаю, что лишаю себя гастрономических радостей, но не люблю.
Они продолжали болтать в том же духе, пока ждали заказ, и потом, когда с удовольствием поглощали пищу. Здесь действительно очень вкусно готовили, и Шэрон зажмуривалась от удовольствия, отправляя в рот очередной кусок. Говорить о деле, ради которого они встретились, никто не спешил. Хотелось чуть-чуть продлить удовольствие от солнечного дня и свободной легкой беседы.
Когда же с завтраком было покончено и им принесли кофе, Шэрон посерьезнела, вздохнула и принялась излагать свои соображения.
— Давай будем исходить из тех фактов, которые нам известны, — сказала она.
Ральф кивнул. Хотя эти факты он знал и вчера, это не продвинуло его ни на шаг.
— Первое, — начала она, — есть измененное завещание.
Ральф опять кивнул и продолжал молчать.
— Значит, надо выяснить, почему твой отец изменил его. Ведь это не могло произойти без веских причин.
— Но никто не говорит или не хочет говорить о том, что произошло, — возразил Ральф. — Я пытался выяснить.
— Кто может знать об этом?
— Элизабет. Но для нее, похоже, это тоже явилось полной неожиданностью. Отец тебе, наверное, говорил, что она сделала заявление…
— Давай пока не будем трогать Элизабет, — предложила Шэрон. — Кто еще?
— Самый разумный путь спросить об этом у Ферта, — пожал плечами Ральф. — Он составлял оба. И отец мог сказать что-то такое…
— Это так, — согласилась Шэрон, — но, если он промолчал, значит, ему это неизвестно или он не хочет говорить. Так?
— Так, — вздохнул Ральф. — Остается дядя, который появился в доме за две недели до… И который очень странно ведет себя. У меня даже возникло предположение, что они в сговоре с мачехой.
Шэрон молча вертела в руках салфетку. Все это она проанализировала еще вчера. И поняла: единственное, за что можно зацепиться, — это то молчаливое соглашение всех участников ничего не рассказывать о последних событиях в доме отца Ральфа. Опыт подсказывал ей, что молчание всегда несет в себе угрозу или скрывает тайну.
— Итак, мы не можем заставить их говорить, — подытожила она. — Даже отец молчит. Значит, будем искать других свидетелей.
