И совершенно неожиданно оказалось, что Роджер не сердится… Приподняв ее подбородок пальцем, он спросил:
– Так в чем же дело, Лиз? Вы сами заглушили мотор среди этих дюн? А если это не так, то в чем тут дело?
На его вопрос она ответила своим вопросом:
– Мне показалось, вы знали, что встретите меня здесь. Откуда вам это стало известно?
– Я был на участке нефтедобычи и, возвращаясь, встретил Соупера на некотором удалении от Ин-Тажа. Он помахал мне, чтобы я остановился, и сообщил, что вы едете домой, находясь немного впереди меня. Мы с ним расстались нельзя сказать чтобы очень сердечно после того, как я недвусмысленно сказал ему все, что думаю о нем, за то, что он позволил вам выехать из дома в условиях надвигающегося самума.
– Ему обязательно нужно было вернуться на буровую, поэтому я и предложила подвезти его. И он вовсе не ожидал, что самум начнется сегодня.
– В своих прогнозах он зашел туда, куда даже метеорологи опасаются заходить, не так ли? В этом есть доля истины – обычно подобным явлениям предшествует длительный подготовительный период. Но было ли когда-нибудь такое, чтобы атмосферные явления протекали в строгом соответствии с графиком? И кроме того, здесь всегда существует возможность внезапного возникновения торнадо наподобие этого. И все же какая муха укусила вас, что вы оставили машину как раз тогда, когда налетел шквал?
– Я остановилась потому, что ветровое стекло машины было совершенно забито песком. Мне трудно было решить, то ли остановить машину и, сидя в ней, переждать бурю, то ли ехать дальше. А потом, как только я решила попробовать ехать дальше, я почувствовала боль.
Теперь взгляд, которым Йейт окинул ее, стал профессиональным.
– Боль? – переспросил он. – В каком месте?
– Вот здесь.
Лиз прижала ладони к тому месту, где располагалась грудина, и доктор Йейт кивнул:
– Что, вам и сейчас больно?
– Нет, сейчас все прошло. Я вылезла из машины, потому что я почувствовала, что мне любой ценой нужно встать и выпрямиться.
– Понял. Давайте переберемся в мою машину. Вылезайте, да побыстрей.
– А что будет с «лендровером»?
– Не беспокойтесь. Я позабочусь, чтобы машину доставили домой. Лучше примите вот это. – Йейт протянул Лиз капсулу.
– Что это?
– Лекарство. Вам придется проглотить его не запивая. У меня нет с собой воды. Причиной ваших болей являются желудочные колики. Это довольно распространенная реакция организма на резкое повышение температуры. – Тут Йейт сделал паузу и скептически посмотрел на Лиз. – Должен вам сказать, что, как мне кажется, вы и впрямь намерены приобретать опыт дорогой ценой. Вам никогда не говорили, что для того, чтобы узнать, что огонь обжигает, вовсе не нужно совать в него руку? Или что безрассудство, от которого теряют покой окружающие вас, это не самая лучшая черта характера?
Лиз покраснела.
– Я даже и не думала, что проявляю безрассудство, – сказала она. – А кроме того, вы же сами сказали, что лишь тоненькая нить отделяет безрассудство от храбрости.
– Я сказал? – Роджер с недоверием посмотрел на Лиз. – Когда я мог сказать такое?
– В самолете, когда мы летели сюда. Вы сказали это про ту француженку, которая везла в Сахару своего младенца.
– Ах да, мадам Жельмэн. Ну и ну, как же мне тогда было знать, что рядом со мной находился ангел-учетчик? И что, с той поры вы вознамерились использовать этот довод против меня?
– Конечно же нет. Просто все дело в том, что между этими случаями можно провести параллель.
– Не согласен. – Роджер энергично затряс головой. – Мадам Жельмэн пришлось выбирать из двух зол меньшее – либо рисковать семьей вследствие слишком долгой разлуки с мужем, либо возможными последствиями для здоровья ребенка, которого она привезла с собой, и последнее показалось ей меньшим злом. Вы же имеете привычку, так сказать, лезть в воду, не зная броду.
– Вы имеете в виду, что я не предупредила отца? Но его не было дома, когда я уезжала, и он даже сейчас еще может ничего не знать о том, что я…
Глядя прямо перед собой, Роджер ответил на это:
– Дело не только в этом. Соупер тоже был довольно обеспокоен. Да, кстати, он умолял меня проследить за тем, чтобы вы позвонили ему, как только вернетесь. Так что, уж пожалуйста, позвоните.
– Да, он просил меня об этом. И в который раз чувствуя себя провинившимся ребенком, Лиз погрузилась в молчание.
Песчаная буря улеглась столь же неожиданно, как и началась. Они подъехали к дому, и, поскольку Бет все еще должна была находиться здесь, Лиз была бы не прочь подвергнуть себя небольшому самоистязанию, пригласив Роджера зайти. Однако он отказался, сказав, что ему еще нужно навестить нескольких пациентов и что он пошлет своего личного механика, чтобы тот привел «лендровер».
Лиз отметила, что ставни на окнах закрыты, а когда она вошла в дом, ее глазам предстала Бет, собиравшая с помощью пылесоса песок, который хрустел под ногами и лежал буквально на всех плоских поверхностях, какие только были в доме.
Удрученная Лиз рассказала все, что с ней случилось, и Бет воскликнула:
– О боже, кажется, ты все время норовишь попадать в какие-то переделки, не правда ли, Лиз? Хотя откуда же тебе было знать про самум. И никто не мог бы тебя подозревать в том, что ты придумываешь все так, чтобы Роджер обязательно был где-то поблизости, чтобы помочь тебе всякий раз, когда ты попадаешь в беду. Но, дорогая моя, разве ты не смотрелась в зеркало? Ты же в пыли с головы до ног! Удивляюсь, как это Роджер смог узнать тебя? Почему бы тебе прямо сейчас не принять ванну и переодеться, а на случай, если придет мистер Шепард, я могу посидеть здесь еще какое-то время.
– Да, – ответила Лиз, размышляя над тем, где это Бет набралась умения сказать человеку гадость, используя для этой цели набор самых безобидных фраз. Усталая, она направилась к себе в комнату.
В комнате не только ставни, но и окна были распахнуты настежь. В результате этого кровать Лиз, а также пол, бюро и туалетный стол – все было покрыто слоем песка; подоконник в глубокой нише окна был как-то необычайно пуст, а под ним, разбившись на сотни сверкающих фрагментов, лежала се драгоценная rose de sable.
– Не может быть! – выдохнула Лиз. Она встала на колени и, размазывая слезы по щекам, стала собирать осколки. Трудно было вообразить что-либо худшее, чем гибель подарка, сделанного Роджером, и, если этот ужасный день припас для нее что-то еще в этом плане, Лиз не сомневалась: ей этого не вынести.
Что случилось – то случилось, и винить в этом некого, ведь никто же не знает, сколь драгоценной была для нее эта редкость.
Хотя погодите, как это никто? А не могло ли быть так, что ее тайну разгадала Бет? А если да, то не значит ли это… Нет, она не позволит себе думать так плохо о ком-либо, даже о Бет. Но факты – упрямая вещь.
