– Знаешь, тебе больше нет необходимости ждать здесь чего-либо еще. Я собираюсь позвонить Крису, а затем принять ванну, – проговорила Лиз, и Бет дернула плечом, чтобы показать, насколько ей это все безразлично.
Но уже в дверях она нанесла свой последний удар.
– Поверь, Лиз, на твоем месте я бы постаралась уцепиться за него как можно крепче, потом будет поздно!
После всего этого Лиз была благодарна тому, что имеет работу в больнице, поскольку это обстоятельство заставило ее подчинять каждый день определенному распорядку. Теперь у нее не было нужды часто встречаться с Бет, но она по-прежнему могла навешать Дженайну в полуденные часы, пока Бет отдыхала. Лиз не имела представления, было ли известно Дженайне или догадывалась ли она о ситуации, сложившейся в ее отношениях с Бет. Но, во всяком случае, она не задавала неловких вопросов, и ее отношение к Лиз не изменилось. Следующий приезд Криса Соупера в краткосрочный отпуск доставил Лиз огромное удовольствие. Крис заезжал за ней в больницу и обычно оставался у них дома на ленч. После проведенных на крыше дома часов полдневной сиесты они отправлялись в клуб поплавать и оставались там до самого вечера, чтобы потанцевать или посмотреть довольно древний фильм на киносеансах, проводившихся дважды в неделю. Лиз часто думала о том, что Крис ей нравился гораздо больше, чем когда-либо нравился Робин Клэр; и в самом деле, у Криса было все, что так нравилось ей, не хватало только жизненно важной яркой искры, благодаря которой из дружбы могла бы вспыхнуть любовь.
Встречаясь с Лиз в больнице, Роджер обращался с ней столь же официально и столь же сдержанно, как и любой другой врач. Для французского медицинского персонала она была infirmière[4], а для доктора Йейта – медсестрой, и, выступая в этой безликой роли, она приносила и уносила все, что он прикажет, и в присутствии пациентов почтительно обращалась к нему «сэр», испытывая какое-то странное и тайное удовольствие. И каждый день сознание того, что за любым поворотом коридора, за любой открывающейся дверью она может лицом к лицу столкнуться с доктором Йейтом, несло для Лиз вкус приключения.
Поскольку с приходом лета температура на улице резко подскочила, в детском отделении пациентов стало больше, и Лиз пришлось проводить там больше времени. Теперь сестра Олавия стала регулярно поручать ей несложные перевязки, а кроме того, Лиз часто поручалась задача убедить непослушных маленьких пациентов принять свою первую в жизни ванну.
Детей-европейцев в больнице было меньше, чем детей-метисов или детей-туарегов, у которых было гораздо больше вероятности заболеть во время купания в прудах, кишащих личинками москитов, подхватить инфекционные заболевания, источником которых являются пески пустыни, а также пострадать от укусов постоянно встречающихся здесь змей, фаланг и скорпионов. Туареги по-прежнему жили в окрестностях Тасгалы, и их покрытые козлиными шкурами или мешковиной шатры, которые Роджер показывал Лиз с самолета, все еще находились здесь, а нестройные группки представителей этого племени почти каждое утро в качестве вероятных пациентов вливались в пестрое вавилонское смешение языков и народов, выстроившееся в очередь в приемном покое. Женщины и дети, и те и другие босоногие и с ничем не защищенным лицом, приходили сюда пешком; закутанные до самых глаз в свои синие одежды мужчины обычно приезжали на верблюдах, огромных животных белой масти, которых их владельцы ставили на привязь во дворе больницы среди автомобилей, мулов и мотоциклов, тоже ожидавших своих владельцев. Такое сочетание транспортных средств делало больничный двор самой странной парковочной площадкой в мире!
Однажды в полдень, когда Лиз уже окончила свою работу и теперь ждала, когда за ней заедет Эндрю, она увидела, как Роджер беседовал с одним из мужчин этого племени. Этому мужчине только что перебинтовали руку, но, несмотря на это, ему удалось легко вскочить в седло, настолько высокое, что теперь он находился на несколько футов выше Йейта.
Взмахнув рукой, Роджер подозвал Лиз. Сказав мужчине несколько слов на языке туарегов, он обратился к Лиз:
– Тин Акелу говорит, что женщины его племени намерены провести ахал и приглашают меня в гости. Вы не хотели бы пойти со мной?
– Ахал? А что это такое?
– Дословно это переводится как «праздник любви». На самом деле это светское мероприятие, проводимое с целью предоставить возможность дочерям племени встретиться с достойными молодыми людьми. Матроны поселения решают, в какой день состояться этому празднику, и, когда весть о нем распространится по окрестностям, потенциальные женихи съезжаются отовсюду, покрывая расстояния в десятки миль. Празднество проводится ночью и начинается столь же кротко и безобидно, как культурно-развлекательные чайные посиделки в Кенсингтоне. Туареги не танцуют, но зато будут проводить состязания, а перед восходом солнца начнется довольно дикое развлечение. Для европейца быть приглашенным на этот праздник – большая честь, поэтому я решил, что Дженайна и Бет Карлайен захотят поехать со мной, а если вы и Эндрю тоже не станете отказываться, я готов походатайствовать и за вас.
– Пожалуйста, походатайствуйте, – сказала Лиз. Ее просто зачаровывал невозмутимый и бесстрастный взгляд кочевника. Глаза его, прикрытые подкрашенными веками, сверкали из-под синей хлопчатобумажной ткани, что закрывала всю его голову. Позже Лиз спросила Роджера:
– Этот Тин Акелу приехал из стойбища возле дороги, которая ведет на участок нефтедобычи?
– Нет, – ответил Йейт, – их поселение находится менее чем в ста километрах к западу отсюда. И он сам, и все его племя принадлежат к самой высокой касте, и «Тин» в его имени указывает на то, что их род ведет начало от королевы Тин Хинан, которая когда-то правила империей туарегов, простиравшейся от Атлантического океана до реки Нил. Получив ядовитый укус в руку, он всю ночь провел в седле, и мне бы следовало назначить ему стационарное лечение. Но как я уже говорил вам, нужно нечто чрезвычайное, чтобы заставить туарега остаться под крышей европейского дома. Поэтому, зная, что у меня будет возможность вновь осмотреть руку и перебинтовать ее, когда мы приедем на ахал, я отпустил его. Вы передадите мое приглашение Эндрю, ладно? А я договорюсь обо всем с Дженайной и Бет. Нам придется отправиться в путь часов в пять, поскольку в этих местах на дороге часто встречаются феч-феч. Но поскольку мы поедем на двух машинах, все должно быть хорошо.
Однако получилось так, что две машины им не потребовались. Хотя и Дженайне и Бет очень хотелось поехать на праздник, но утром того дня, на который был намечен ахал, у Бет немного повысилась температура, и, по совету Роджера, Дженайна уложила ее в постель и сама вынуждена была остаться дома. Так что теперь их экспедиция состояла из трех человек: самого Роджера, Лиз и Эндрю.
