— Джеймс!
— Хочешь сказать, что я не прав? — Он засунул руки в карманы. — А что касается Домине, с этого дня ей не придется выслушивать ваши перебранки. Завтра мы с ней уезжаем в Лондон.
У Домине перехватило дыхание, и ей пришлось опереться на спинку стула. Джеймс только что сказал, что берет ее с собой!
Губы миссис Мэннеринг сжались.
— Это невозможно, Джеймс, и ты знаешь это. Девушка не может жить с тобой в одной квартире.
— Почему?
Миссис Мэннеринг прижала руку к горлу.
— Ты еще спрашиваешь?! — воскликнула она. — О, Джеймс, я не позволю тебе сделать такую глупость! Домине остается здесь. Кроме того… — Она запнулась. — Кроме того, Мелани требуется ее помощь. Она доказала свою полезность на ферме, не так ли, Мелани?
Та безразлично пожала плечами, и Домине поняла, что идея Джеймса нравилась ее подруге не больше, чем миссис Мэннеринг, а также что она по каким-то соображениям не стала высказываться по этому поводу. Такое отношение Мелани заставило девушку собраться с духом и решительно заявить:
— Не беспокойтесь понапрасну, миссис Мэннеринг. Я не поеду с вашим сыном. Я… предпочитаю остаться здесь!
Джеймс бросил на нее испепеляющий взгляд:
— Ты врешь, Домине.
— В Лондоне вы будете очень заняты, и я не хочу мешаться у вас под ногами.
Миссис Мэннеринг энергично закивала:
— Да, девочка права, Джеймс. — Она подошла к сыну и нежно взяла его под руку.
Джеймс отстранился и пронзительно взглянул на Домине.
— Ты хочешь остаться здесь? — сухо спросил он.
Домине затрепетала. Больше всего на свете она хотела уехать с ним, но это было бы предательством по отношению к Мелани, ведь она знала, какие чувства питает ее подруга к своему кузену. И самое главное, уныло думала девушка, он собирается взять ее с собой, потому что боится, что она убежит в его отсутствие, — кто знает, что с ней случится, и Джеймс не желает, чтобы это было на его совести. Он приглашал ее в Лондон не ради того, чтобы побыть в ее обществе. Он взрослый, опытный, талантливый мужчина, в то время как она — девушка-подросток, обуза, ответственность.
— Да, — сказала Домине. — Я хочу остаться.
Он пристально изучал ее лицо в течение еще одного волнующего мгновения, потом сурово кивнул:
— Да будет так!
* * *
Как только Джеймс уехал в Лондон, Домине пожалела о своем опрометчивом отказе. Целый день она представляла, как он мчится на машине сквозь ноябрьские туманы, и чувствовала в сердце ужасающую, гулкую пустоту. Решив, что физический труд — наилучшее лекарство от хандры, она присоединилась к Мелани на конюшне и работала там до тех пор, пока все ее тело не заныло от боли, и единственным ее желанием было добраться до постели.
В последующие несколько дней она использовала тот же метод, чтобы развеять свою меланхолию, и постепенно юношеская способность быстро восстанавливать физические и духовные силы справилась с мрачным настроением и постоянной усталостью.
Наконец наступил день премьеры, и пьесу Джеймса показали по телевидению. Миссис Мэннеринг распорядилась пораньше подать ленч, чтобы все смогли посмотреть постановку. Домине была приятно удивлена тем, что произведение Джеймса было основано на реальных событиях и написано в классическом стиле — оно не принадлежало к тем авангардистским экспериментам, которые оставляли у зрителей чувство недоумения и заставляли ломать голову над тем, что хотел сказать автор.
Когда передача закончилась, миссис Мэннеринг пошла в холл позвонить своему сыну и поздравить его с успешной экранизацией, а Домине и Мелани отправились на кухню готовить кофе.
Разливая молоко по кружкам, Мелани сердито сообщила:
— Тетушка Джеральдина все еще не отказалась от своих грандиозных планов: она устроила так, чтобы на презентации Ивонн была допущена в ложу продюсера во время показа.
Домине подавила тревожный холодок, закравшийся в сердце.
— Но это же бесполезно, правда? — как бы между прочим спросила она. — Очевидно, что Джеймсу Ивонн не нравится.
— Видишь ли, нет ничего сильней привычки, — грустно пояснила Мелани. — Тетушка Джеральдина полагает, что, если регулярно сталкивать их нос к носу, Джеймс постепенно привыкнет к мысли, что Ивонн всегда будет рядом. Несколько месяцев назад она думала, что преуспела в этом — Джеймс провел много времени с нашей богатенькой «невестой». Но тетушка ошиблась — он быстро устает от всяких безмозглых красавиц. По существу, в глубине души он настоящий йоркширец, а все его земляки — реалисты. Так что он ищет в женщинах нечто большее, чем привлекательную внешность и социальное положение. Только представь себе, каково это — жить с девицей вроде Ивонн, которая не интересуется ничем, кроме развлечений и нарядов! Или нарядов и развлечений, — наверное, они соперничают друг с другом за первое место. — Мелани неприятно рассмеялась. — Я привыкла думать, что Джеймс в один прекрасный день женится на мне, — помолчав, призналась она и вздохнула. — Но иногда мне кажется, что это тоже тщетная надежда. Я начинаю сомневаться, женится ли он когда-нибудь вообще, хотя он и любит женщин. По крайней мере, — она искоса взглянула на Домине, — он нуждается в них время от времени, как любой нормальный мужчина. — Она снова вздохнула и прислонилась к мойке из нержавеющей стали. — Скажи мне, Домине, что ты о нем думаешь?
Домине вздрогнула и полезла в шкаф за коробкой печенья, чтобы скрыть от Мелани выражение лица.
— Он… очень добрый, — наконец вымолвила она. — Я имею в виду — это было очень любезно с его стороны взять надо мной опеку.
— О да, он добрый, — кивнула Мелани. — И умеет быть нежным. А еще у него отвратительный характер, я сама видела, как он избил парня, который дурно отозвался о его мамаше. Но у него есть обаяние, а за это многое можно простить. — Она задумчиво гладила прохладную сталь мойки. — Почему ты не поехала с ним в Лондон? — Вопрос прозвучал внезапно.
Домине опустила голову.
— Я… я не знаю, — призналась она. — А что?
Мелани с подозрением уставилась на нее:
— Послушай, ребенок, надеюсь, тебе не пришло в голову в него влюбиться? Я знаю признаки — сама через это прошла.
— Я не ребенок, ты же знаешь! — с достоинством ответила Домине.
Мелани улыбнулась:
— Да ну? Для меня, возможно, и нет, но Джеймсу Мэннерингу ты годишься в дочери. Ему тридцать семь, тебе семнадцать! В двадцать лет он уже вполне мог сделать ребенка.
Домине покраснела.
— Мне почти восемнадцать, — тихо отметила она, отбрасывая челку со лба. — В любом случае это бессмысленный спор. Я не влюбилась в Джеймса, а уж он-то точно не влюбится в меня!
