— Вот и прекрасно. — Мирабель вздохнула, закрыла глаза и прижалась к теплой груди Дика. — Теперь я могу быть спокойна…
— А я рад, что тебе спокойнее, — засмеялся Дик. — Ну что, пойдем домой?
— Давай еще чуточку побудем здесь.
— Тебе здесь нравится? На этом поле?
— Да. Раньше я все время приходила сюда, когда мне было особенно тоскливо. Если не шел дождь, если не дул сильный ветер, если было сухо, я садилась на траву и смотрела…
— Куда?
— На траву, на птиц, на облака. На землю. На цветы, которые растут из нее. Чаще всего я смотрела на небо… Оно такое красивое. Такое… воздушное. А теперь на этом поле что-то изменилось, оно словно стало еще уютнее.
— Да? Только не говори, что это из-за моего самолета.
— Почему ты думаешь, что нет?
— Груда металла и краски, стекло, мотор, горючее… Разве он может сделать это поле уютнее?
— Ты и впрямь так воспринимаешь собственный самолет? — Мирабель оторвалась от груди Дика и с удивлением посмотрела на него.
— Я воспринимаю его иначе, — улыбнулся он.
— Как?
— Как друга.
— Странно… У меня было такое же чувство. Словно… Словно это не просто машина. Словно это товарищ, который понимает то, что ты сейчас чувствуешь. И мысленно поддерживает тебя. Он как будто говорит: «Все будет хорошо! Эй, смотри, отсюда эти проблемы кажутся совсем маленькими, незаметными! Полетели вместе!»
— Очень может быть, что именно так он и говорит. Однако не всегда полезно сбегать от проблем.
— А я и не сбегаю. Просто хотела побыть одна.
— Ты и так была одна, Мирабель.
— В доме я наверняка начала бы плакать, напилась бы или даже разбила бы что-нибудь из посуды. А придя сюда, я успокоилась…
— Но теперь-то мы можем пойти домой?
— А ты не хочешь полетать?
— Нет, Мирабель, сегодня нет. День был тяжелый и неприятный. Может, на днях…
— Дик… — Она приподнялась на цыпочки и коснулась губами его губ.
— Что?
— А почему у него нет названия?
— Названия? У чего? У самолета? — удивился он.
— Ну да.
— Знаешь, это как-то не приходило мне в голову.
— Жаль… Я слышала, что некоторые дают имена своим машинам, даже как-то ухитряются различать их пол. Либо мальчик, либо девочка. А своему самолету, если бы он у меня был, я бы обязательно дала какое-нибудь красивое имя.
— Например?
— Ну я не знаю…
— Если бы это был твой самолет, то как бы ты его назвала?
— А ты?
— У него уже есть название. Он называется биплан.
— Скучно и неинтересно, — разочарованно протянула Мирабель. — Бипланов сотни, а твой — один-единственный. Он обязательно должен как-то выделяться…
— И как бы ты назвала свой самолет?
— Ну… подобрала бы что-нибудь подходящее по смыслу.
— Например?
— Знаешь, этот самолет… Он такой маленький, компактный и кажется слегка взъерошенным. Как воробушек. Не нахохлившийся, нет. Веселый, бодрый. Птаха, которая прыгает и чирикает.
— И доставляет меня туда, куда мне нужно.
— Точно. Он у тебя настоящая птаха.
Дик засмеялся:
— Да, наверное… Птаха небесная…
— Ну вот, — удовлетворенно произнесла Мирабель, — я бы назвала хотя бы так. А ты вообще не предложил ни одного варианта!
— Зато я могу предложить целых четыре варианта изысканных блюд на ужин.
— Сразу четыре?
— Четыре на выбор. И еще могу предложить четыре разных занятия на вечер…
— Например? — промурлыкала Мирабель, которая уже догадалась, куда Дик клонит:
— Просто секс, секс с клубникой, секс с шоколадом, секс с парой бокалов белого вина и французским сыром…
— Это изысканные блюда на ужин?
— Возможны любые сочетания.
— Тогда я предлагаю обсудить их по дороге домой.
— Мне эта идея нравится, — улыбнулся Дик. — Я так соскучился по тебе за целый день…
После легкого ужина Мирабель с Диком провели вечер на крыльце, обнимаясь и наблюдая за краснеющим на закате небом.
— А каково это — улетать в закат? — спросила Мирабель, сонно прикорнувшая на плече у Дика.
— Я не летал по вечерам, так что не знаю. Вернее не летал поздним вечером…
— Обидно, — пробормотала Мирабель. — Наверное, очень красиво, когда вокруг все словно загорается. Такая богатая палитра красок на закатном небе, это что-то… Розовый, лиловый, малиновый…
— Ага, — подхватил Дик, — а еще оранжевый, желтый, медный… Вот вместо того, чтобы сожалеть о не улетающих в закат пилотах, вернулась бы к своему делу.
— Это к какому?
— Ты вообще планируешь снова начать рисовать?
— Ну не знаю… Все это так запутано, да и вообще…
— По-моему, ты просто не хочешь этого делать, — сухо сказал Дик.
— Поживем — увидим.
Дик не был настроен на философский лад:
— Еще немного, и я вспомню про то, как кто-то зарывал свой большой талант в землю, за что уже получил от жизни щелчок по носу.
— Как, разве ты на ее стороне? — удивилась Мирабель.
— Не склонен вставать на чью бы то ни было сторону. Но согласись, что своим образом жизни и поведением ты сама создала определенные предпосылки для дикой выходки Мардж.
— Может быть, — сонно пробормотала Мирабель. — Знаешь… Давай поговорим об этом завтра. Я не хочу думать об этом сейчас. Я подумаю об этом позже…
— Мирабель, я хотел поговорить с тобой…
— О чем?
— О важных вещах.
— Боже мой, только не это… Дик, пожалуйста! В последние дни мы с тобой только и делали, что говорили о важных вещах. Сначала о моем муже, Канингеме.
— Вот о нем…
Мирабель, не слушая, продолжала:
— О больнице. О моей пневмонии. О богемном образе жизни и стипендии в Нью-Йорке. Сегодня мы уйму времени обсуждали подлый поступок моей сестры, сначала с тобой, потом с ней. Еще и она захотела «серьезно» со мной поговорить. Дик, если я пройду еще через один такой разговор, я закричу. У меня уже голова лопается. Ни о чем не хочу думать. Может быть, когда-нибудь… Через день. На следующей неделе. Через месяц. А может быть, и в следующем году… Но только не сегодня, прошу, не сегодня… У меня от умных мыслей начинает чесаться голова и дым идет из ушей. Может, хоть ты меня пожалеешь?
— Можно подумать, тебя надо жалеть, — снисходительно проворчал Дик, но решил отложить тягостные разговоры на потом.
Может, Мирабель права. Может, и впрямь стоит отложить на потом темы, которые не имеют отношения к сегодняшнему ужину, бипланам и упоительным краскам вечернего неба. Несколько дней вряд ли что-то изменят…
Наутро Мирабель, проснувшись после крепкого долгого сна и открыв глаза, ощутила рядом с собой непривычную пустоту. Еще раньше, чем она повернула голову, она коснулась рукой соседней подушки и поняла, что Дика в постели нет.
