— Мама, давай оставим все ночные вопросы за скобками нашего разговора.
— Хорошо. Тогда перейдем к делу. В свете субботней выходки я тем более считаю, что тебе пора выходить замуж. У меня появился один знакомый. Он руководит…
— Мама, мне неинтересно, чем руководят твои знакомые. Давай сделаем вид, что этого разговора не было, пока я еще не успела обидеться.
Иден остановилась напротив нее и поджала губы.
— Эмили, что за вакцину тебе здесь вкололи, после которой ты совершенно перестала переносить родную мать?
— Мама, в свою очередь хочу спросить: откуда в тебе эта жесткость? Ты ревнуешь меня? Не хочешь, чтобы я жила с тетей, а принадлежала только тебе?
— Нет. Меня в отличие от тети интересует твое будущее, — холодно ответила Иден. — Тебе уже двадцать пять. А ты кидаешься от одного мужчины к другому, и ни с кем у тебя нет серьезных отношений.
— Это нормально для двадцати пяти.
— У тебя странные понятия о норме. Это ненормально ни в двадцать пять, ни когда-либо еще.
— А вот в тетушкиной семье так принято до самой глубокой старости! И я полностью поддерживаю их в этом вопросе!
— Ах вот как? Ну что ж, тогда понятно, что это за вакцина. Однако тебя можно поздравить: ты обогнала их всех. Тебе за один вечер удалось сделать то, чего Сандре не удавалось за год. Браво, Эмили!
— Спасибо, мама.
— И все-таки Тамерлейк тебя бросит. Вот посмотришь.
Эмили вскинула на нее настороженный взгляд.
— Почему? Тебе уже успели наболтать о его непостоянстве?
— Нет. Я ничего не знаю о его женщинах, хотя мне показалось, что одно время Ло напрашивалась с ним на близкие отношения.
Эмили поморщилась.
— Не может быть.
— Может не может, это ты у него спросишь. Я говорю лишь о том, что такие скоропалительные романы обычно ничем хорошим не заканчиваются. Нужно хотя бы пару месяцев, чтобы узнать друг друга как следует.
— А как же любовь с первого взгляда?
— Ты до сих пор веришь в сказки? Я думала, ты уже большая девочка. К тому же ни за что не поверю, что у Тамерлейка к тебе может быть такая вот любовь. Ты красива и, наверное, оказалась хороша в определенном смысле. Вот и вся его любовь.
Эмили открыла было рот, чтобы сказать, что у них с Кларком вовсе не первый вечер знакомства, вовсе не сиюминутная страсть и вовсе не… но внезапно передумала.
А чем тут можно похвастать? Что они знакомы целых десять дней — ах нет, уже двенадцать! А вместе с поездом будет все четырнадцать! И что Кларк долго ходил вокруг да около, пока в субботу она первая не набросилась на него. Что он исключительно честен и порядочен и что у нее до сих пор в голове не укладывается: она и Кларк в одной постели. Нет, этого не может быть! Кларк человек совсем иных ощущений, из совсем другого мира. И все-таки это случилось.
В чем-то Иден, конечно, права. Бросит он ее, как бросал остальных. Не может быть, чтобы кто-то уходил от него, таких мужчин не оставляют, их тщательно оберегают от соперниц.
Конечно, они неизбежно расстанутся: немного повстречаются, а потом он извинится и уйдет. Вернее, она уйдет. Потому что ночевать они будут в его доме.
— Я пойду, прогуляюсь, мама.
— Иди. Заодно и подумай.
Эмили долго бродила по улицам, заложив руки в карманы и уткнув нос в воротник плаща. Был ветреный, холодный день. Утром Кларк привез ее домой на машине, и она крадучись прошла в свою комнату и заперлась там. Хотя у нее было твердое ощущение, что весь дом, включая кухарку, наблюдал ее возвращение и хронометрировал время, проведенное с мистером Тамерлейком.
Что же все-таки между ними произошло? Может, это было наваждение, сиюминутная слабость, страсть, испанское вино, наконец! Кларк сказал, что любит, он повторял это всю ночь и все воскресенье, а она лишь улыбалась в ответ, понимая, что не хочет больше лгать. Но он довольствовался малым и, кажется, был вполне счастлив.
Проснувшись в воскресенье в чужой постели и увидев рядом с собой этого мужчину, Эмили поначалу испытала шок. Прежде всего потому, что это действительно пока еще были несовместимые вещи: Кларк, с которым так интересно говорить, говорить, говорить… И — постель. Постель — это то, что ассоциируется с Ричардом, и больше ни с кем. А тут сразу Кларк и постель. И она — рядом с ним. И странное, давно не испытанное спокойствие.
Она больше не тревожилась о завтрашнем дне, ей было все равно, что будет дальше, что он скажет и как они сейчас разойдутся. Она скажет, что все было прекрасно, тело до сих пор ликует от испытанных ощущений, но надо идти домой. Таковы правила игры. Наверное, он услышал ее мысли или увидел, что она открыла глаза, потому что через секунду повернулся с тревогой во взгляде.
— Эмили, прошу тебя, не уходи.
— Доброе утро, Кларк. — Ей было почему-то стыдно на него смотреть, и она спрятала лицо на его груди.
— Доброе утро. Не уходи, останься. У нас целый день и еще целая ночь впереди.
И был целый день и целая ночь, и они много говорили, заново узнавая друг друга, и их тела говорили, рассказывая о себе и открываясь друг другу. А потом наступил понедельник и Кларк поехал в свой банк.
— Если бы можно было забраться с тобой на необитаемый остров, я, ни секунды не мешкая, отправился бы туда прямо сейчас.
— Сказка закончилась, Кларк. А в нашем случае это был коротенький рассказик.
— Нет, милая моя инфанта. Мы продолжим ее. Я расправлюсь с неотложными делами, и мы тут же устроим необитаемый остров. Где захочешь и когда захочешь…
Так что же это было? Эмили потуже закуталась в воротник и прошагала мимо киоска с прессой, где на обложке какого-то журнала для домохозяек красовался ее ненаглядный Ричард со стопкой полотенец в руках. Значит, уже нашел работу в Нью-Йорке, не вечно же в баре просиживать…
О чем она думала? Ах да. Что же такое произошло между ней и Кларком? Между ней и мистером Тамерлейком. Вот еще одна вещь, которая тоже пока не укладывается в голове. Кларк оказался Тамерлейком, про которого ей прожужжали все уши и которого она, признаться, уже ненавидела перед встречей, и только сочувствие Сандре заставило ее… А тут еще мать.
Эмили вздохнула. Ну зачем Иден так целенаправленно пытается разрушить ее иллюзии по поводу Кларка? Пусть это всего лишь иллюзии, но она хочет пережить их! Хочет разбить свой нос, заработать шишки! Иден всегда мешала, ей не нужно, чтобы у дочки была своя жизнь. А вот отец… И тут Эмили поняла: а ведь действительно, несмотря ни на какие булавочные уколы Иден, у нее давно не было такого основательного спокойствия, как сейчас. Наверное, со времен смерти отца. Отец — вовсе не мать — давал это ощущение дома и тыла. Отца не стало и тыла не стало.
