— Все будет хорошо. Вот увидишь.
На обратном пути в Бостон, сидя рядом с Коннором, Эллисон все время проигрывала в голове слова брата: «Почему бы тебе самой не спросить его об этом?»
День поминовения. По идее нужно было гулять и радоваться празднику вместе со всеми.
Однако Элли предпочла остаться дома, чтобы заняться… просто делами. Если честно, она чувствовала себя разбитой, опустошенной.
Наверху Коннор упаковывал вещи… А Элли сидела на кухне и размышляла над тем, сколько они не успели еще сказать друг другу. Нет, она не хотела, чтобы Рафферти уезжал.
Всего месяц назад сама идея жить с ним под одной крышей казалась ей глупой и невероятной.
Но тогда никто еще не знал, что судьба сведет их вместе, подарит невероятный секс и… что Эллисон влюбится в своего верного телохранителя.
Он проник в сердце девушки совершенно незаметно — а может, никогда и не покидал его?
Тот факт, что Рафферти отказался от денег за свои услуги, давал некоторые основания надеяться. Хотя, скорее всего, окажется, что он поступил так потому, что привык переживать за маленькую несмышленую принцессу, как и остальные члены семьи Уиттейкер. Теперь, узнав о мужчине несколько больше, Элли поняла, что именно так проявляется его забота о ближних, о тех, к кому Коннор особенно привязан. В этом был он весь сын полицейского, погибшего на боевом посту, защищая интересы общества.
Разумеется, многое объяснялось тем, что парень воспринимал Уиттейкеров практически как собственную семью и поэтому не мог брать с них деньги. Он просто помог своим родственникам в трудную минуту.
И все же внутренний голос подсказывал Эллисон, что есть и другое объяснение такого поведения. По крайней мере ей очень хотелось надеяться, что это объяснение существует. Ведь Рафферти мог просто предложить услуги своей компании, прислать кого-то из детективов — наверняка у него и без Элли хватало забот в фирме. Однако Коннор настоял на том, чтобы лично заняться безопасностью девушки. И теперь Эллисон хотела бы верить, что дело в его стремлении быть рядом с нею… ну и так далее.
В памяти снова всплыл вопрос брата: «Почему бы тебе самой не спросить его об этом?»
Наверху что-то упало. Хозяйка взглянула на потолок. Коннор заканчивал укладывать вещи, а она все сидела здесь, теряясь в догадках и дрожа от волнения. Внутри все переворачивалось — необходимость начинать трудный разговор вызывала необъяснимую робость.
Ругая себя за нерешительность, Элли со злостью отшвырнула кухонное полотенце, которым рассеянно протирала стол.
Поднимаясь по ступенькам, девушка обдумывала то, что должна сейчас ему сказать. «Я неожиданно поняла, что люблю тебя»? «Возможно, наша встреча была ошибкой, но тогда я готова ошибаться всю оставшуюся жизнь»? Или стоит просто начать со слов: «Не уезжай. Прошу тебя, останься»?
Эллисон поднялась на второй этаж и переступила порог гостевой комнаты. Коннор складывал брюки в чемодан. Сердце девушки болезненно сжалось. Он выглядел суровым и неприступным.
А еще невероятно сексуальным в своей облегающей голубой футболке и джинсах — просто воплощение женской мечты.
Рафферти поднял взгляд и, заметив на пороге хозяйку дома, замер на секунду со сложенными брюками в руках.
— Если ты пришла, чтобы помахать мне рукой на прощание, то сделала это слишком рано. Я не смогу порадовать тебя своим отъездом еще примерно полчаса.
Элли вытерла внезапно вспотевшие ладони о джинсы и вошла в комнату.
— Я здесь по другой причине.
— В самом деле?
Элли закусила губу и сложила руки на груди.
— Чтобы поблагодарить тебя. А еще — извиниться.
Коннор удивленно вскинул бровь.
— Поблагодарить? За что?
— Прежде всего за помощь. — Эллисон глубоко вздохнула:
— За то, что добился ареста Кендэлла.
А про себя добавила: «И еще принял мою сторону в споре с родственниками. К тому же оказался потрясающим любовником».
— Так. А за что ты хотела извиниться?
— Все это время я причиняла тебе сплошные неприятности.
— Это уже второе извинение, которое я слышу от тебя за последние две недели, принцесса, — заметил Коннор, иронически улыбаясь. — Идешь на рекорд.
Несмотря на свои добрые намерения, Элли почувствовала, что начинает закипать от его насмешливого тона. Если по-честному, ей было проще ссориться с Коннором, чем вести с ним мирные переговоры. «Трусиха», — упрекнула она себя, а вслух произнесла с некоторым вызовом:
— А как насчет встречных извинений, Рафферти? От тебя я еще ничего подобного не слышала.
Мужчина вздохнул.
— Хорошо, давай обсудим. За что я должен просить прощения? За то, что переспал с тобой?
Эллисон поджала губы.
— Ты нарочно ввел меня в заблуждение по поводу своих намерений. Квентин не нанимал тебя, ты сам предложил услуги телохранителя.
Он сложил руки на груди и кивнул.
— Все верно. Я признаю, что виноват, и приношу свои извинения. Ты пришла только за этим?
— Но почему? — спросила Элли.
— Что — почему?
— Почему ты так поступил?
Коннор некоторое время смотрел на собеседницу, прежде чем ответить. Лицо его при этом сохраняло непроницаемое выражение.
— Я просто выполнил обещание, которое дал своему другу, — обеспечить твою безопасность.
— Нет, я не о том. Почему ты делал это бесплатно? Ведь Квент вполне мог себе позволить оплатить твои услуги. И почему занялся этим сам вместо того, чтобы прислать одного из сотрудников «Рафферти секьюрити»? А потом еще настоял, чтобы поселиться здесь, со мной, хотя в этом не было необходимости?
«Ну вот, — подумала она, — теперь самое трудное позади».
Мужчина опустил руки и произнес мягким, почти вкрадчивым тоном:
— Я думаю, ты сама знаешь ответ на все эти вопросы.
Эллисон вздернула подбородок.
— Нет, не знаю. Может, просветишь меня?
— Давай начнем с твоих собственных предположений.
Он сделал шаг вперед, и по телу девушки пробежала нервная дрожь.
— Ты хотел оказать услугу другу, которого воспринимаешь почти как брата.
Рафферти кивнул, продолжая задумчиво смотреть на собеседницу.
— Для начала неплохо. Ты в это веришь?
— А мне стоит верить? — задала Элли встречный вопрос.
— Нет.
Она отступила назад, а Коннор продолжал приближаться.
— Вряд ли это можно назвать основной причиной, хотя я очень хорошо отношусь к твоей семье.
Девушка обогнула край дивана и оказалась зажатой в угол.
— Значит, не так уж хорошо относишься, — возразила она едва слышно.
