— А почему бы и нет? — развеселился Дэвид. — Ты только представь: я в пышном розовом платье ловлю твой маленький букетик…
Сонда представила себе эту поистине забавную картину и расхохоталась.
— Если Хэтти не вернется, я подумаю над этим, — успокоившись, сказала она. — Эрик, наверное, оценит нашу задумку.
— О да! Твой пижон будет в восторге… — Дэвид, как и Хэтти, терпеть не мог Эрика.
— Дэвид! Для своего возраста ты слишком уж нахален.
— Брось, Сонда, тебе не идет учительский тон. Ты слишком молода и красива для этой роли.
— А ты не по возрасту мудр!
— Весь в сестричку!
— Пока, умник. И не забудь передать сестре мою просьбу.
Сонда положила трубку. Шутки Дэвида подняли ей настроение, но не надолго. Через некоторое время она опять загрустила. Мысль о предстоящей свадьбе не радовала, а скорее раздражала ее. Список гостей, покупка свадебного платья, оформление зала и прочая дребедень, о которой мечтает большинство девушек, приводили Сонду в ужас. Хорошо еще, Эрик не настоял на заключении брачного контракта — этой волокитой ей меньше всего хотелось бы заниматься.
Интересно, если бы она выходила замуж за другого, подготовка к свадьбе раздражала бы ее так же сильно? Например, Кэрри… Он вообще не стал бы устраивать ничего подобного — увез бы ее куда-нибудь далеко-далеко… А потом бросил бы одну-одинешеньку, как и в этот раз, раздраженно оборвала Сонда свой невесть откуда взявшийся романтический настрой.
Ей пора было перестать думать о Кэрри уже тогда, в аэропорту, в тот момент, когда она решила плыть по течению и сказала Эрику, что не хочет ничего менять. Но «контролировать чувства» Сонде удавалось не слишком хорошо, и память о поцелуе Кэрри как заноза впилась в душу, беспрестанно раздражая ее нежную оболочку. Если, конечно, у души есть оболочка, усмехнулась своей метафоре Сонда. Надо садиться и строчить стихи, пока настрой не улетучился. Глядишь, станешь поэтессой с мировым именем, издевался над ней внутренний голос.
Злость на Хэтти быстро улетучилась, словно растворилась в воздухе, как только Сонда поняла, что нуждается в подруге как никогда. Выяснилось, что только Хэтти могла скрасить ее предсвадебную тоску, только Хэтти могла составить толковый список гостей, только Хэтти могла оценить, какое платье ей действительно к лицу, а какое — нет… И только с Хэтти она могла поболтать о Кэрри.
Роль отсутствующей Хэтти взяла на себя мама Сонды — Дайан Тальбот. Она, со свойственным ей безграничным энтузиазмом, тут же ринулась на помощь дочери. Нельзя сказать, чтобы Сонда была в восторге от энтузиазма Дайан, но другого выхода у нее не было. Не просить же, в конце концов, Дэвида подбирать ей свадебный наряд и составлять список гостей?
Дайан Тальбот была натурой энергичной и поистине непредсказуемой. Эта хрупкая сероглазая женщина носила в себе маленький вечный двигатель — казалось, она никогда не устает и успевает решать все проблемы одновременно: работать, воспитывать дочь, заводить романы…
Сонда никогда не знала, как мать отнесется к тому или иному ее поступку. В детстве главная ее проблема заключалась в том, чтобы угодить матери, а это было нелегкой задачей. Если вчера Дайан хорошо отзывалась о том или ином фильме или картине на вернисаже, то завтра вполне могла назвать тот же фильм или картину «ни на что не годной пошлятиной».
У Дайан было много мужчин и много мужей. Это, правда, не мешало ей свято беречь в своем любвеобильном сердце память о первом муже, отце Сонды — Викторе Тальботе. Дайан так и не рассталась с его фамилией, несмотря на то, что еще два раза вступала в брак.
Этот замечательный человек, которого Сонда, к огромному своему сожалению, почти не помнила, умер, когда ей исполнилось три года. Молодой и полный сил мужчина умер от глупой детской болезни — ветрянки, которую легко переносят дети, но для взрослых людей она иной раз кончается весьма плачевно. К сожалению, Виктор Тальбот не переболел ветрянкой в нежном возрасте и слишком рано оставил жену и маленькую дочь.
Для Дайан смерть мужа была сильнейшим и жесточайшим ударом. Она любила Виктора до умопомрачения, да и он буквально носил ее на руках с самого начала их знакомства. Но, будучи сильной женщиной и имея на руках трехлетнего ребенка, Дайан приказала себе: не сдаваться. И не сдалась.
Она нашла работу, о которой при деньгах, оставленных ей мужем, могла бы и не думать, и ушла с головой в новообретенное дело и воспитание дочери. И то, и другое требовало времени и терпения — последнего, несмотря на импульсивность Дайан, у нее оказалось достаточно.
Когда Сонда подросла и поступила в университет, Дайан решила еще раз испробовать себя в роли жены и вновь вышла замуж. Ее второй супруг разительно отличался от первого. Первые же месяцы совместной жизни показали, что Энтони — тип довольно склочный и мелочный.
Он постоянно придирался к Дайан то по поводу того, что она живет на широкую ногу, хотя она тратила свои, честно заработанные деньги… То по поводу того, что она слишком часто встречается с друзьями, приходившими в ужас от постоянного ворчания Энтони и в конце концов переставшими ходить к Дайан в гости… То по поводу того, что ему не хватает ее внимания, а надо было отдать Дайан должное — все свободное от работы время она посвящала мужу, так как Сонда училась и приезжала лишь на каникулы… В общем, Энтони терзал ее своим вечным недовольством по поводу и без оного.
Сонде, наездами бывавшей дома, оставалось только ужасаться, глядя на то, как отчим тиранит ее мать. Дайан не терпела вмешательства в свою личную жизнь, поэтому Сонда могла быть лишь наблюдателем без права голоса. В один прекрасный день терпение Дайан лопнуло — она выставила вещи мужа на улицу и через месяц стала формально свободной женщиной.
Третье замужество Дайан было мщением. Дело в том, что после расставания с Энтони она познакомилась с женатым мужчиной, который ухаживал за ней, дарил цветы, водил по ресторанам и даже стал ее любовником. Но бросать жену, увы, не хотел. Как это бывает обычно — больная жена, которую никак нельзя оставить…
Дайан не захотела попасть в плен «иллюзий любовницы», по ее собственному выражению, и, плюнув на своего женатого избранника, вышла замуж за Фрэнка Стейптона, благосклонно ответив на его многолетние ухаживания.
Фрэнка Стейптона Сонда ненавидела еще больше, чем Энтони. Он не был тираном и не был мелочным. Наоборот — он был расточительным, но при этом, как ни парадоксально это звучит, жутким занудой.
Расточительность его заключалась в том, что он просиживал деньги Дайан за карточным столом в местном казино. Фрэнк оказался игроком. Причем, не просто игроком, а игроком одержимым. Для него был не столько важен выигрыш, сколько сам процесс. О проигрыше он, к сожалению, тоже мало задумывался. Дайан простила бы ему и этот порок, но Фрэнк не терпел табачного дыма, а Дайан не могла жить без крепкой сигареты перед завтраком, после завтрака, перед любовью и после любви.
