Почему?
Неужели святой Николас знает лучше их, что им нужно? Ничего другого не приходило Джону в голову.
На деньги он смог бы купить кучу разных полезных вещей. Только любовь Изабель не купишь за деньги. Ее нужно заслужить.
Он подкинул мячик, который звучно шлепнулся обратно в его ладонь.
Ах, почему он не сказал ей все, что думал и чувствовал в тот момент? Почему не отбросил осторожность и не попытался быть честным хотя бы раз в жизни? Он бы пережил отказ. Но жить, не зная, любит ли его Изабель, было невмоготу.
Завтра утром, едва рассветет, он пойдет к Изабель и поговорит с ней. Просто выложит все начистоту, и пусть будет, что будет. Она должна знать, что Джон Уолкот не боится брать на себя обязательства. Он хочет быть мужем и отцом, и если Изабель согласна, то он женится на ней до захода солнца.
При этой мысли он забыл про мяч, и тот, упав, попал ему в бровь. Странное чувство посетило Джона, когда он скорчил гримасу от боли. Ему показалось, что Беллами укоряет его таким образом за то, что он так долго искал это простое решение.
Изабель почти не спала в ту ночь. Птицы все время шуршали в клетке, а под утро, незадолго до того как солнце позолотило небосвод, они начали щебетать и ворковать. Они были так влюблены друг в друга, что, казалось, их любовь наполняет собой все пространство комнаты.
Она вылезла из постели и босая вышла на крыльцо в серый предрассветный полумрак. Она вынесла с собой белую шаль, подаренную ей Джоном, укуталась в нее и села в свое кресло-качалку, чтобы встретить начало нового дня, который не предвещал ей ничего хорошего.
Как она надеялась, что получит в награду деньги и в ее жизни произойдет счастливая перемена! Она смогла бы тогда купить себе то, что ей нужно. Но деньги бессильны удержать Джона. Как было глупо с ее стороны позволить ему уйти! Ведь она любит его. Почему же она так и не сказала ему об этом? О, что за мука больше всего на свете желать оказаться в объятиях любимого и знать, что он потерян навсегда!
Изабель плотнее укуталась в шаль и, поднеся ее концы к лицу, потерлась щеками о мягкую материю.
Вчера ночью она вела себя как совершенная эгоистка и сегодня была недовольна собой. Она должна была сказать Джону, что чувствует к нему, несмотря на то что он мог бы остаться равнодушным к ее признанию. По крайней мере ей все было бы ясно.
Крошечная надежда еще теплилась в душе Изабель. Да… она скажет ему все. Прямо сейчас.
Несколько минут спустя она сбежала вниз по ступенькам и уже готова была пуститься бегом по тропинке, но вдруг застыла в нерешительности, взглянув на свой садик. Ее рот медленно приоткрылся от изумления.
Большие банты из алых лент висели на ветках всех шести деревьев. Ленты были именно того цвета, какого ей хотелось в детстве. Кто преподнес ей этот сюрприз? Джон? Но он ничего не знал про ленты.
Изабель хотела идти дальше, но, обернувшись, обомлела, увидев Джона, идущего ей навстречу. Он нес корзину и несколько клюшек для гольфа, похожих на те, которыми пользовался Беллами.
Она постаралась принять равнодушный вид и, вспомнив, какой был день, мягко проговорила:
— С Рождеством!
— Тебя также, Изабель, — вернул поздравление Джон приятным, но сдержанным тоном.
Присмотревшись к нему, Изабель ужаснулась. Боже, он подрался!
— Что у тебя с лицом?
Джон скорчил пренебрежительную гримасу.
— Поранился, когда брился.
— Что? — Его слова показались ей бессмыслицей.
— А, ерунда.
Изабель не стала больше расспрашивать его об этом. Она указала рукой на деревья и спросила:
— Ты это сделал?
Джон бросил взгляд на ленты и покачал головой.
— Не-е. — Затем приподнял корзину, полную мячиков для гольфа. — Что ты об этом скажешь? Ты оставила их у меня под дверью?
— Нет.
— Так… Черт, тогда кто?
С минуту оба стояли молча. Затем, вдруг одновременно воскликнув: «Я думаю… Я знаю…», осеклись и нервно засмеялись.
— Изабель. — То, как он произнес ее имя, заставило ее задрожать от желания. — Думаю, мне необходимо поговорить с тобой.
Она посмотрела ему в глаза.
— Мне тоже, — сказала она и, пока мужество не покинуло ее, поспешила продолжить: — Я хочу поговорить про птиц. Мне кажется, это неправильно, что они достались мне одной. Но если ты заберешь их себе, тоже будет нехорошо. Это наш общий приз… так что, наверное, нам лучше остаться… то есть… — Его взгляд был таким пронзительным, что от волнения она едва могла дышать, а еще меньше — думать. Все ее приготовления к этому разговору пошли прахом, она краснела, слова застревали у нее в горле. — Ах, помоги мне, — сказала она, обращаясь скорее к Беллами, чем к себе. Это вышло само собой, как будто она всегда знала, что может обратиться к нему за помощью.
Джон сделал шаг в ее сторону.
— Ты хочешь сказать, что нам надо быть вместе, поскольку птицы принадлежат нам обоим?
Она медленно кивнула.
— Да… это я и имела в виду.
Изабель удивилась, когда Джон вдруг выпустил из рук корзину и клюшки, которые упали с оглушительным грохотом, и взял ее на руки. Он поднял ее высоко над землей и принялся кружить по двору в янтарно-медном сиянии новорожденного дня.
— Я люблю вас, Изабель Берш, — сказал он.
Сквозь счастливый смех она, в свою очередь, призналась ему:
— Я люблю вас, Джон Уолкот.
Джон поставил ее на ноги и крепко поцеловал в губы, затем взял ее щеки в ладони.
— Я должен был сказать тебе о своих чувствах еще вчера ночью.
— Я тоже. Прости, что я себя так глупо вела. Мне наплевать на деньги. Только ты мне нужен.
— И мне — только ты.
Он снова ее поцеловал, на этот раз долго лаская ее губы своими.
— Что с того, что нам не достались эти несчастные деньги? Это не беда. У меня по-прежнему есть работа в «Калько».
— А у меня — мои лимоны, из которых я буду делать сироп и лимонад. Мы заживем совсем неплохо.
— Да, черт возьми! — воскликнул Джон и, помолчав секунду, спросил: — Изабель, ты выйдешь за меня замуж?
— Да, — ответила она и покрыла его лицо теплым дождем легких поцелуев. — Я выйду за тебя.
Джон опять поднял ее на руки и закружил с ней по двору под беззаботный смех.
Две недели прошло с тех пор, как Джон и Изабель обвенчались. Свадьба происходила в саду Изабель у деревьев, повязанных красными бантами. Жених и невеста были одеты в те наряды, которые они купили в Вентуре. Преподобного отца слегка озадачило выраженное врачующимися пожелание провести церемонию под открытым небом, но, приняв во внимание тот факт, что дело происходило в Рождество, он решил сделать исключение. Немалую роль тут, конечно, сыграла обещанная ему Изабель фляга сиропа.
