— Да брось заливать, — Коршун предпринимает попытку подняться на ноги, но, пошатнувшись, падает обратно в кресло. — Все знают, на что ты способен в компьютерах. Если не нароем ничего интересного на судью и прокурора, то перейдем к плану Семы.
У них у всех реально крышу сорвало, и меня это пугает до ужаса. Поначалу я сомневался, что Коршун и компания способны на такое. Одно дело угонять машины, но совсем другое дело — угрожать расправой людям.
— Подумай хорошо, Соболь. Мне не составит труда найти другого хакера. Вот только тогда Антон окажется за бортом.
Я выдерживаю пьяный взгляд Коршуна и молча поднимаюсь, чтобы уйти. Не даю ему никакого ответа. Потому что сейчас я уже не знаю, что лучше: устраниться от этого, солгав, что я не умею взламывать личные мессенджеры и базы данных, или согласиться, чтобы контролировать ситуацию лично. Ведь если Коршун найдет другого хакера, то я об этом и не узнаю.
Чем ближе я к дому, тем сильнее злюсь. Даже не на Коршуна. На себя. Потому что бессилен, потому что ситуация выходит из-под моего контроля.
Потому что отмороженный Коршун готов на все, лишь бы отмазаться.
Глава 21.
ДИМА СОБОЛЕВ
Приближаясь к своему дому, я по традиции замедляю шаг. Стараюсь максимально оттягивать время, когда мне придется переступить порог пьяного логова. Уже вечер, так что наверняка к матери и отчиму заявились собутыльники. Я стараюсь их игнорировать, но иногда приходится выставлять из квартиры силой.
Сразу после этого обычно следует большой скандал с матерью. Она кричит, что я ничего в этой жизни не заработал и не имею права командовать в ее квартире. И вообще, должен сказать ей спасибо. Не понимаю, правда, за что. Видимо, просто за то, что она приняла участие в моем появлении на свет.
Отчим во время моих скандалов с матерью помалкивает. Прекрасно понимает, что если я захочу, то вышвырну его из квартиры. И я, конечно, могу так поступить, но не делаю этого из жалости к его дочке. Ну и еще потому что знаю: через месяц мать притащит в квартиру нового сожителя. Я могу выгонять их всех до бесконечности, но это не решит глобальной проблемы: я ненавижу свой дом и я ненавижу свою мать.
Взбегая по ступенькам на третий этаж вонючей пятиэтажки, я вдруг слышу громкий крик Леськи. Входная дверь в квартиру приоткрыта. Это обычное явление, когда к матери и отчиму приходят собутыльники.
— Отпусти меня!!! — воет Леська.
Я сбрасываю портфель с плеч и, не снимая верхней одежды, несусь в комнату сводной сестры. Распахиваю дверь и вижу, как на девчонку навалился какой-то мужик. Он пытается снять с нее джинсы.
Уже через секунду я стаскиваю его с Олеси и принимаюсь обрушивать удары. Прижимаю пьяного мужика к стене и бью кулаками по лицу и под дых. Где-то на заднем плане я слышу девчачий плач, но ярость застилает глаза, и я не могу остановиться.
— Дима, ты его убьешь! — Леся виснет на моей руке, не давая совершить новый удар.
Окровавленное тело валится на пол. Я узнаю в нем постоянного собутыльника отчима, и новая вспышка гнева накрывает меня. Сбрасываю со своей руки Леську и мчусь в комнату матери и отчима. Они оба спят пьяные, причем, отчим с тлеющей сигаретой в руке.
— Тварь! — хватаю его за засаленную майку и рывком поднимаю на ноги. Дешевая ткань трещит, но все же позволяет мне поставить мужчину в вертикальное положение.
— А? — издает пьяный звук и приоткрывает один глаза.
Отшвыриваю отчима к стене так, что он сильно прикладывается башкой.
— Эээ, — предпринимает попытку возмутиться, но я уже бью его коленом в живот.
— Сука, пока ты валяешься пьяный, твою дочь чуть не изнасиловали! — выплевываю, а затем замахиваюсь и со всей силы заезжаю ему кулаком в челюсть.
Я никогда прежде не бил его. Но сейчас я слишком на взводе. Адреналин и злость бурлят в крови, требуя выхода.
— Мразь! — снова бью его.
— Дима, не надо!!!! — верещит Олеся. — Пожалуйста, Дима!!!
Девчонка снова виснет на моей руке. Это мешает совершить новый удар, и я отступаю на шаг назад, тяжело дыша. Отчим сползает на пол по стенке, издавая мычащие звуки. Олеська вцепилась в меня намертво и рыдает в плечо, приговаривая:
— Пожалуйста, Дима, не надо.
Я перевожу взгляд на кровать. Мать продолжает спать пьяная, даже не шелохнувшись. Ненависть, презрение и отвращение к этой женщине, к этой квартире, к этой жизни и даже к самому себе переполняют меня с головой.
Леся аккуратно тянет меня на выход из комнаты, и я повинуюсь.
— П-пожалуйста, Д-дима, н-не надо больше, — просит, заикаясь от слез.
Не отвечая, переступаю порог Олесиной спальни. Плач девушки становится громче. Видимо, от страха, что я снова начну избивать собутыльника отчима и матери. Я опускаюсь на корточки у тела и прикладываю к шее два пальца. Пульс есть.
Беру мужика под руки и тащу на выход из квартиры. В подъезде я спускаю его по ступенькам на первый этаж и бросаю у входа. Повезло не встретить никого из соседей. Впрочем, в нашем подъезде и так все знают, в какой квартире ежедневно проходят пьяные вакханалии.
— Алло, полиция? — спрашиваю, когда на том конце провода берут трубку.
— Да, здравствуйте.
— В моем подъезде валяется пьяный избитый мужик. Заберите его.
— Диктуйте адрес.
Называю улицу и номер дома, сбрасываю вызов и возвращаюсь в квартиру, закрыв дверь на все замки. Леся продолжает скулить в своей комнате, привалившись головой к шкафу.
Подхожу к ней и молча притягиваю к себе. Куртка на груди тут же становится мокрой от ее слез. Успокаивающе поглаживая девчонку по волосам, хрипло спрашиваю:
— Такое уже бывало раньше?
—
