— Знаю. — Указав на плиту, продолжил: — Думаю, какао уже закипело.
— Ой! — Грейс бросилась к плите, горячее молоко перелилось через край кастрюли. — Похоже, мне нужно начинать заново.
— Думаю, нам обоим нужно начинать заново...
Не уверенная, о чем именно он ведет речь, Грейс не стала переспрашивать, поставила кастрюлю в раковину и наполнила ее водой.
— И как ты полагаешь, нам стоит начать?
— Первым шагом станет мое признание.
Она достала другую кастрюлю, налила молоко, насыпала какао. И пусть Грейс всего лишь слушатель, но теперь она намерена постараться понять его, а не выдумывать за него его же жизнь.
— Расскажи мне все.
Пока она зажигала газ, он уселся удобнее.
— Прошлой ночью я еще раз обдумал все события, что произошли со мной за последние несколько лет...
Он сделал паузу.
— И?.. — поинтересовалась Грейс, рассудив, что ее молчание он принял бы за невнимание.
— Мой брак с Лидией развалился до случая с Кори.
Грейс резко обернулась.
— Что?
— Сегодня, когда я укачивал Сару в ее колыбельке, я подумал о твоей невыносимой тоске, твоем одиночестве. Ты совершенно не похожа на Лидию. Мы с ней всю нашу совместную жизнь ссорились. Сначала она не хотела детей, затем, когда у нас появился Кори, хотела отдать его в школу для одаренных детей в Калифорнии. Мы ссорились потому, что она продолжала отталкивать сына, она не хотела, чтобы он был рядом.
— О...
— Не хочу сказать, что я не любил ее, когда женился, но мы оказались абсолютно разными людьми, с разными жизненными позициями. Мы упорно шли к разводу еще до смерти Кори. Сегодня я осознал, что мне нужно перестать путать одно с другим. Не смерть Кори положила конец нашему браку.
— О, мне очень жаль...
Он легко рассмеялся.
— Знаешь, что я о тебе думаю? У тебя действительно шестое чувство. Я в этом убедился еще тогда, в доме на пляже, наблюдая за вашим с Орландо общением и слушая ваши беседы. Я видел — ты особенная. Более того, у нас с тобой одна мера ценностей. Особенно в отношении семьи и обязательств. У нас с тобой есть то общее, чего и в помине не было у меня и Лидии. Общие надежды. В воскресенье я осознал, что нас связывает нечто более глубокое, чем простое физическое влечение. — Он замолчал на мгновение. — И я запаниковал.
Грейс хранила молчание, давая ему возможность выговориться.
— Сегодня, укачивая плачущую Сару, я ненавидел себя за то, что забрал у тебя ребенка, злился, что жизнь завела нас в тупик, а потом я внезапно осознал, что это не жизнь виновата, а я! Я не знал, что могу любить тебя, не причинив тебе боли.
Она задержала дыхание, боясь спугнуть робкую догадку.
— Я многое передумал о моем браке с Лидией, о смерти Кори и, в конце концов, пришел к выводу...
— К какому? — прошептала она.
— Если бы мы с тобой поженились, это не значило бы, что мы бы забыли о Кори. Ты бы знала, что я ошибся, когда отвлекся от ребенка, и я бы чувствовал вину за это, но ты бы никогда не корила меня. Я и ты — мы бы выжили вместе, и наш брак, возможно, стал бы счастливым.
Женщина прижала руку к груди.
— Звучит, как комплимент.
— Ты особенный человек. Или сила твоей любви особенная. — Он покачал головой. — Или мы вместе особенные. Я не знаю... Однако в этой ситуации ты была очень терпелива, а я сбежал.
— Ты не сбежал, — улыбнулась она.
— Возможно, и нет. Возможно, меня тянуло назад, в прошлое. Я не могу ничего с этим поделать, но...
Она задержала дыхание, сердце колотилось в груди, готовое выпрыгнуть наружу.
— Я люблю тебя, — повторил Дэнни, словно его слова звучали странно даже для него и их нужно было говорить еще и еще. — Я не могу вынести мысли, что ты здесь одна. И даже если я опять причиню тебе боль, поверь, это неумышленно, я готов рискнуть и сделать шаг...
— Какой шаг? — спросила она еле слышно.
— Я хочу любить тебя и хочу... жениться на тебе.
— Что? — Она не ожидала столь крутого поворота.
— Я люблю тебя и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, — повторил он.
Оглушенная новостью, Грейс лишь пристально вглядывалась в него.
— Ты можешь сказать, что ты меня тоже любишь? — дрожащим голосом спросил он.
— Я люблю тебя.
И тогда Дэнни рассмеялся. Звук наполнил пространство маленькой кухни.
— И ты хочешь выйти за меня замуж? — Он глубоко вздохнул. — С появлением Сары моя жизнь обрела смысл, я понял, что вы — все, что мне нужно. Я хочу тебя. Ты выйдешь за меня замуж?
— Да! — Грейс сделала шаг навстречу ему, но, вспомнив о кастрюле на плите, отвернулась. В одну секунду он оказался у нее за спиной с распахнутыми объятиями.
Секунду спустя они целовались, искренне и глубоко, словно любовники после долгой разлуки.
Ее сердце пело, в голове шумело. Он любит ее и хочет на ней жениться. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Дэнни отстранился.
— Опять молоко убежало.
— Кажется, я выключила плиту. — Она обернулась и увидела, что конфорки не работают. — Я выключила плиту.
— У меня есть идея получше, чем пить какао.
Дэнни привлек Грейс к себе и прошептал что-то на ухо, от чего она зарделась, затем рассмеялась. Он снова поцеловал ее — на этот раз так страстно, как целовал тогда, в доме на пляже. Наконец-то он нашел дорогу домой.
Отдыхая под раскидистым дубом у деревянного стола для пикников, Грейс наблюдала за Сарой, играющей в песочнице вместе с детьми кузенов и кузин. Слева на поле сражались в софтбол две команды — команда женатых мужчин и команда холостяков. Дэнни выступал за первую.
В жизнерадостном и энергичном парне, одетом в яркую футболку и шорты цвета хаки, с трудом угадывался мрачный шеф одной из самых значительных корпораций города. Однако здесь, на ежегодном пикнике семьи Маккартни, все казалось совершенным и гармоничным.
Мяч взлетел в воздух и начал падать по направлению к Дэнни. Грейс со стоном закрыла глаза, взглянула на игравших мужчин сквозь пальцы.
— Без проблем, я приму его, — крикнул Дэнни и, выполнив замысловатое па, отбил мяч.
Победоносный крик разнесся по полю. Удар Дэнни завершил игру. В первый раз за двадцать лет команда «женатиков» одержала вверх над более сильными и молодыми соперниками.
Дэнни принимал поздравления, он стал новой кровью команды. Грейс обернулась к восьмимесячной дочери с торжествующей улыбкой.
Команда «женатиков» под аплодисменты вернулась к своим женам. Дэнни взглянул на Грейс с видом по меньшей мере олимпийского чемпиона.
— Ты видела?
— Да, ты был великолепен.
