— Доктор назвал нервное истощение и воздействие ядовитых газов. И еще разбитые, ослабленные от постоянного напряжения колени.
Джон ожидал совсем другой диагноз.
— Продолжай.
— У тебя ожоги второй степени на лице и на шее. И твои волосы местами опалены.
— Надеюсь, седина главным образом.
— Сожалею. Седина осталась нетронутой. Лишь немного пострадала.
Неподдельная печаль в ее голосе взволновала и растрогала Джона.
— У тебя был нелегкий денек, Бетси, я прав? — спросил он с грубоватой нежностью.
— Да уж легче, чем у тебя, Джон.
— Ну мой-то был не так уж и плох. Особенно когда я проснулся и обнаружил очень милую и очень заспанную леди прямо у своей кровати.
— Заспанную, это верно.
Бетси с сожалением посмотрела на свои лучшие рубашку и бриджи, которые в семь часов утра дышали весенней свежестью. Теперь, измятые и испачканные сажей, они, вероятно, окончательно испорчены. Бетси попыталась оценить драматические события, произошедшие в Грэнтли, с точки зрения здравого смысла. Все могло быть значительно хуже.
Джон заметил, как вновь погрустнел ее взгляд.
— А как твоя приятельница Кармен? Она выжила?
Бетси содрогнулась как от удара, голубые глаза затуманились слезами.
— Нет, она умерла в машине "скорой помощи". Мне сказали, что Кармен так и не пришла в сознание. Доктор Армади убежден: она погибла бы все равно. В нее, оказывается, стреляли.
— Стреляли?!
Джон был в полном недоумении: что это — кошмарный сон? Или у него снова галлюцинации, вызванные уколами морфия?
— Да. В затылок. Доктор не мог поверить, что она так долго оставалась жива. Он сказал: эта женщина была очень сильным человеком.
Слезы брызнули из глаз Бетси, струились по щекам. Она досадливо смахивала их ладонью.
— Как жаль ее, Рыжик!
— Очень жаль!
Для Джона подобные трагедии не были неожиданностью. Порой, какие бы чудеса храбрости ни совершал пожарник, люди погибали в огне.
— У нее не было семьи. Кармен страдала от одиночества.
Бетси выглядела измученной, бледной, припухлые синяки окружали глаза.
— Надеюсь, она хотела бы быть похороненной рядом с дядей Майком. — Тень улыбки скользнула по ее бледным губам. Ничего большего для успокоения души покойной Кармен я не смогла придумать.
Джон был тронут добротой и чуткостью Бетси. Он бережно взял ее за руку. Бетси благодарно сжала его теплую ладонь.
— Джон, скажи, почему эта несправедливость настигает меня снова и снова? Люди, которых я люблю… уходят один за другим?!
Бетси замолчала, стараясь подавить подступавшие рыдания.
— Не знаю, почему, Рыжик. Только я убежден, что из всех людей ты менее всего заслуживаешь невосполнимых утрат.
— А разве кто-нибудь заслуживает?
— Нет. По-моему, никто.
Перед мысленным взором Джона прошла скорбная череда погибших у него на глазах: младенцы в колыбелях; уже начавшие ходить детишки, забившиеся в ужасе под кровати; отцы и матери, ценою жизни пытавшиеся спасти самое дорогое и заживо сгоревшие.
Отец Джона назвал бы эти трагедии Божьим промыслом, и, быть может, так оно и было. Но слишком уж часто причиной беды становилась бытовая проза: негодная электропроводка, засоренная печная труба или любопытный ребенок, игравший со спичками.
Никто конкретно вроде бы и не виноват. Просто дьявольски не повезло. Но у человека, который честно исполнил свой долг все равно остаются царапины на сердце.
Однако поджог — совсем иное. Это подлость, которая сводит пожарников в могилу, заставляет их спиваться или по меньшей мере раньше времени уходить на пенсию. Джон не знал ни одного из своих собратьев, кто не испытывал бы ненависти к хладнокровному поджигателю-убийце.
— Наверное, нам не дано понять, почему мы внезапно теряем близких, ни в чем не повинных людей. Я это знаю по себе, Бетси: пытался разгадать эту тайну в течение двадцати лет, но вряд ли она открылась мне.
— Ты не устал от своей работы, Джон? Невыносимо, чуть ли не каждый день видеть раненых, сгоревших в этом адском пламени.
— Да, я устал.
— Но ты упорно продолжаешь свое дело — борешься с огнем до последнего шанса.
— Это все, что я умею делать. Ведь иногда, несмотря ни на какие препятствия, мы все-таки берем верх. Это-то и дает нам надежду и силы снова состязаться с тупой стихией. — Джон посмотрел на нее — и глаза их встретились. Бетси попыталась улыбнуться, но улыбка замерла на ее губах.
— Если бы я пришла в дом раньше, мне бы удалось помешать убийце Кармен? — неуверенно спросила Бетси.
— Возможно, если бы ты пришла раньше, то сама угодила бы под коварную пулю. — При одной мысли об этом Джона охватил ужас, кровь прилила к голове. — Достаточно с тебя и того, что ты едва не поджарилась на электропроводе, — задыхаясь, проговорил он.
Она содрогнулась.
— Ты прав…
Бетси было приятно ощущать его большую теплую ладонь. Она наслаждалась чувством безопасности и надежности, которое исходило от этого бесстрашного сильного мужчины — Джона Стэнли.
— Ты спас мне жизнь.
— На моем месте это сделал бы любой из пожарной команды.
— Я в тот момент направлялась к Монку, чтобы сказать о Кармен, но внезапно — хлоп! — и все полетело в какую-то черную дыру.
— Да-а, так оно и бывает на пожарах, Бетси: сплошные неожиданности, порой смертельные. Ты чудом спаслась. Вот почему люди дорожат нами, то есть пожарниками, не боящимися риска в сражении с одним из самых опасных противников — с огнем.
— Тебя могло убить.
— Такова служба, Бетси.
— Но речь идет о службе рядового пожарника, а не начальника городского отделения.
— В небольших городках, как Грэнтли, это относится и к шефу.
— Но так не должно быть! Дяде Майку незачем было идти в горящее здание оперы, а тебе… — Глядя страдающими глазами, она безнадежно махнула рукой. — Ладно, забудем это. Я и раньше наблюдала этот твой упрямый взгляд, говорящий только одно: "Не читай мне лекций!"
— Брось, Рыжик, не надо так сердиться. Еще кто-нибудь подумает, будто тебе совсем небезразлично, что произошло со мной.
— А мне и небезразлично. Я просто не могу делать вид, что тогда ночью у реки ничего не случилось. — У нее затеплилась улыбка. — Ты был моим первым мужчиной… и моей первой любовью.
— Ты хочешь сказать, твоим первым сильным увлечением.
— Нет, моим первым сильным увлечением был Эрни Чэдуик. Мы были с ним в летнем лагере в одной команде, играли в мяч. Ты же — моя первая настоящая любовь, которую я так и не забыла.
Заметив красные пятна у нее на щеках, Джон проклял себя за то, что забыл о своих обетах и дал волю чувствам.
