Мэрайа видела, что он ведет с собой борьбу, — хочет поверить ей, но ранимый маленький мальчик внутри него цепляется за свое прошлое, за унижения со стороны отца и пренебрежение со стороны матери.
Пока Грэй не избавится от этих страхов, у них не будет надежды на будущее.
Он провел рукой по подбородку, несчастное выражение отразилось в его глазах.
— Итак, все заключается в том, что ты хочешь все или ничего.
— Да, наверно. Я боюсь. Быть любовницей — это не мой стиль. — Мэрайа прерывисто вздохнула, и, несмотря на то, что сердце ее рвалось на части, ее охватила странная спокойная уверенность. — Я хочу быть твоей женой, Грэй, матерью твоих детей, а не просто женщиной, с которой ты время от времени живешь и спишь. Если ты действительно любишь меня так, как говоришь, тогда брак будет следующим логическим этапом в наших отношениях. Мы сможем сделать все что угодно вместе, будучи мужем и женой.
Он издал странный звук и стиснул кулаки.
— Черт, Мэрайа… я не могу.
Она не могла сдержать слез.
— А я не могу любить тебя и быть с тобой изо дня в день, опасаясь, что каждый день может стать последним.
Его глаза тоже увлажнились, и адамово яблоко судорожно задвигалось. Он сделал шаг к ней, остановился.
— Мэрайа, пожалуйста, не делай этого с нами.
— У меня нет выбора. — Она приблизилась к нему, коснулась губами его губ, пытаясь навсегда запомнить их вкус. Его тело задрожало, но он взял себя в руки и не шевельнулся. — Я люблю тебя, Грэй, — тихо сказала она, касаясь его щеки, подбородка, запечатлевая его малейшую частичку в своей памяти. — И, наверно, всегда буду любить. Даже если ты не понимаешь этого, ты бы стал замечательным мужем и отличным отцом. Когда-нибудь ты поймешь, от чего отказываешься, но будет поздно. Ты будешь один, жалея, что у тебя нет жены, которая была бы рядом, и внуков, которых ты мог бы баловать. Может, если тебе повезет, однажды ты воспользуешься шансом и обретешь счастье с какой-нибудь женщиной.
— Я не хочу другой женщины.
Мэрайа грустно улыбнулась.
— И я не хочу никакого другого мужчины, но я хочу иметь мужа, равно как и любовника. Кого-нибудь, кто, я знаю, будет рядом, когда я состарюсь и поседею и стану чуть медленнее двигаться. Я хочу приходить домой к одному и тому же человеку в течение пятидесяти лет и все еще ощущать волнение, которое я чувствую каждый раз при взгляде на тебя. Я хочу, чтобы моя жизнь и жизнь моего мужа были наполнены детским смехом, чтобы после того как они вырастут, рядом со мной остался мужчина, который был бы мне другом, любовником — моей жизнью. — По щеке Мэрайи покатилась слеза, но она не вытирала ее. — Я хочу, чтобы ты был частью этого.
Боль в его взгляде была такой раздирающей, что она была готова крикнуть, чтобы он забыл все сказанное ею, что она примет его на любых условиях.
Но благодарение Богу здравый смысл одержал верх и помог сохранить чувство реальности.
Комок горечи в горле исчез. Она знала, что делать, хотя сердце ее разрывалось от тоски.
— Все кончено, Грэй, на этот раз навсегда, — произнесла она сдавленным голосом.
— Мэрайа, не может быть, чтобы ты хотела этого.
— Хочу, — прошептала она и повернулась, чтобы сложить свои вещи. — Медовый месяц кончился, Грэй, отвези меня домой.
Мэрайа заморгала и тут же застонала. Ей хотелось умереть.
Бросив взгляд на часы, она не поверила своим глазам: неужели проспала до полудня? Последнее время она чувствовала себя такой усталой, что никакой сон не приносил облегчения. Она с усилием выбралась из постели, надела свой старый любимый халатик и отправилась на кухню.
Была суббота, но Джейд не было дома. Мэрайа была благодарна ей за маленькие одолжения. За последние пять недель со времени ее второго разрыва с Грэем сестра изо всех сил старалась вытащить ее из депрессии.
Открыв холодильник, Мэрайа взяла чашку с виноградом, но тут же остановилась: ее желудок взбунтовался при мысли о еде. Слезы навернулись у нее на глаза, горло перехватило.
Она была так взвинчена последнее время, что самые глупейшие вещи выводили ее из равновесия. Джейд уже отчаялась приноровиться к этим перепадам настроений, хотя она и не обвиняла сестру. Мэрайа сама не могла предвидеть, каково будет ее следующее состояние.
Закрыв холодильник, Мэрайа направилась к кухонному столу, плюхнулась на стул и прислонилась щекой к прохладной деревянной поверхности. Закрыв глаза, попыталась сосредоточиться и влиться в реальность.
Первые две недели после дней, проведенных в домике, она была занята тем, что отказывала Грэю в телефонных разговорах в офисе, слушала его мольбы на автоответчике дома и заставляла Джейд преграждать ему дорогу в дом.
Потом это прекратилось. И молчание было хуже, чем его последние слова на автоответчике: «я люблю тебя». Она слушала их каждую свободную минуту.
Мэрайа проглотила слезы. Она так скучала по нему и уже не в первый раз жалела о том, что они не могут вернуться в домик, к нежным ласковым отношениям, веселью, смеху и неистовой любви, воспоминания о которой будут преследовать ее всю жизнь. Та неделя была романтической идиллией. Она надеялась и мечтала и поверила, что ее любовь изменит Грэя.
Мысли ее путались, напряжение уходило из тела. Она все больше цепенела. Она была такой усталой, такой усталой…
Кто-то взял ее за плечо и потряс.
— Эй, дорогая, все в порядке?
Мэрайа резко очнулась и увидела Джейд, которая обеспокоенно склонилась над ней.
— Да, — хрипло произнесла она. Убрав спутавшиеся волосы с лица, она посмотрела на часы. Оказывается, она проспала около часа. — Видимо, я отключилась.
— Да, с тобой это частенько происходит последнее время. За столом на работе, в ванной, на кушетке, а теперь за столом на кухне. Сначала я приняла это на свой счет, когда ты отключилась во время нашего разговора, решив, что наскучила тебе. Не кажется ли тебе странным, что ты не можешь избавиться от гриппа и что я не подхватила его?
— Вообще-то, я не думала об этом.
— Это точно. Но я долго думала и, кажется, выяснила, в чем твоя проблема, — и Джейд положила на стол маленький коричневый пакетик. Осторожно Мэрайа открыла его и ахнула, увидев содержимое.
— Тест на наличие беременности? Я больна, а не беременна! Я не могу быть беременной. — Одновременно с этим она лихорадочно вела подсчет в уме, вспоминая свои последние критические дни, которые почти и не были критическими, заняв всего два дня вместо обычных пяти. И под гулко стучащее сердце она выдавила:
— Я принимаю таблетки.
— Сделай мне одолжение! Ну пожалуйста!
