вальс, я хотел, чтобы Жене понравилось. Я даже видел в этом медялке какой-то призрачный шанс на то, что её отношение можно вернуть ко мне. Это доброе, нежное отношение, которое, казалось бы, было ещё так недавно. Но мне было настолько сложно испытывать этот холод, что казалось, будто это было уже так давно. Я писал Алине с просьбой рассказать мне, как выглядят наш с Женей танец со стороны, тренировался с домашними. Но моя способность быстро учиться всему новому в ускоренные сроки просто улетучилась. Я был максимально несобранным, очень сильно волновался.
Во время репетиций я чувствовал, что Жене совсем не нравится этот процесс. От этого он перестал нравиться и мне. Наверное, я просто не хотел быть ещё одной проблемой в её жизни, не хотел быть чем-то неприятным. Я уже даже хотел, чтобы это всё закончилось. То есть, чтобы этого вальса, в принципе, не было. Если бы только эти репетиции начались в марте или начале апреля, то я наслаждался бы каждой секундой этого танца, но сейчас он причинял скорее больше боли, нежели чего-то хорошего. Я понимал, что если бы не вальс, то Женя не позволила бы мне даже подержать себя за руку. А во время танца мы и за руки держались, и даже ненадолго обнимались. Кроме того, Алина постоянно говорила, что во время вальса мы должны были смотреть партнёру в глаза. Это очень тяжело – смотреть в глаза человеку, который явно не хочет, чтобы ты это делал. Смотреть в глаза человеку, который невероятно сильно к тебе охладел, а скорее всего, даже недолюбливает тебя.
Но тем не менее, я пытался ещё верить в хорошее. Уже тогда я понимал, что такого близкого контакта с Женей никогда больше не будет. Очень утешала мысль, что Женя ведь сама согласилась на этот вальс, пусть и после долгих уговоров. Я верил в лучшее, но с каждым днём всё меньше и меньше. Не могу описать, насколько тяжко жить с осознанием, что ты теряешь самое дорогое и, вроде как, можешь на это повлиять, но не знаешь как. Я знал, что спустя время буду ненавидеть и винить себя за то, что ничего не сделал. Наверняка ведь был какой-то выход из сложившейся ситуации. Это ведь как представить тяжело больного человека. Его болезнь в определённый период времени может считаться неизлечимой, но спустя время лекарство находится. И сейчас его недуг считается пустяковым. И становится невероятно обидно от того, что тогда такого лекарства не было. Но что от этих сожалений? Человек уже мёртв, и никак ему больше не помочь. Примерно такие же чувства безысходности, боли и отчаяния одолевали меня в конце того апреля. С каждым днём я всё сильнее понимал, что это уже не кульминация, а развязка с несчастливым концом. Но репетировать мы продолжали. И, возможно, эти репетиции и оставались тем лучиком надежды, которым Женя зажгла пламя в моём сердце ещё летом.
Глава VIII
В мае День Рождения должен был быть у Жени. Я вдруг почему-то подумал, что в этот день я смогу исправить своё положение. Ну или хотя бы немного улучшить. Я купил букет цветов до начала уроков и вручил их Жене, когда она пришла в школу. Конечно, это её не шокировало, но, как мне показалось, немного удивило. Тогда она самая протянула жест, и мы обнялись. Это было особенное объятие, не такое как во время репетиции. Оно было искренним. Я заметил Женину улыбку, которую не видел уже, как казалось, так давно, хотя прошло около двух месяцев. Какой же запал это дало уже потухшей в моей душе надежде. Я даже заметил, что в течении дня она не так холодно разговаривала и отвечала Вконтакте. Это была лишь небольшая часть той нежности и теплоты, который Женя одаривала меня в первой половине весны. Но, Господи, я был безумно рад и этому.
Однако на этом всё и закончилось. Со временем тот же холод вернулся. Но и даже на свой День Рождения с Женей было что-то не то. И я ненавидел себя за то, что не мог понять, что именно. Я чувствовал, что должен был помочь, но просто не знал, как.
Репетиция вальса подходила к концу, двадцать третьего мая мы должны были уже выступить во время последнего звонка. Нельзя сказать, что мы подготовились плохо, но и нельзя сказать, что идеально. Я не эксперт, но сказал бы, что на четвёрку. После этого мы классом собирались поехать по традиции на набережную города, чтобы искупаться в фонтанах. У меня не было никакого настроения туда ехать, несмотря на уговоры Саши. Но в итоге, узнав, что Женя едет, я решил, что тоже поеду. Я хотел максимально искренне с ней поговорить. Я понимал, что наверняка буду выглядеть глупо, но тогда это уже перестало меня волноваться. Какое уже дело до глупости или нелепости, когда речь идёт о банальном выживании? Однако поймать подходящий момент, когда с Женей никого рядом не было, я не смог. Она вместе с несколькими другими одноклассницами стала собираться домой достаточно быстро. Тогда я решил, что просто напишу, что хотел сказать. Приехав домой, я отправил её сообщение, в котором я написал, что она очень важный для меня человек, и что мне без неё будет очень сложно, писал о том, как она мне нужна. Добавил ещё и то, что не хочу быть помехой. Попросил, что если она не хочет никаких отношений, просто написать об этом. Собственно, именно об этом она и написала. И дальше было что-то похожее на агонию умирающего. Я пытался спасти уже окончательно безнадёжную ситуацию. Я пытался объяснить, что понимаю свои ошибки, просил дать мне второй шанс. Но в итоге Женя сказала, что дело в ней, и на этом всё закончилось. Наверное, это и можно считать последним гвоздём в крышку гроба моей надежды на лучшее. Я понял, что на этом всё. Буквально всё. Я тогда задумался над смыслом слова «всё» Это так банально, но именно это слово и обозначает, что ничего другого быть не может. И этим всем станут боль, бессмысленность и бесконечный поток отчаяния.
Спалось очень плохо. Несколько раз ночью я просыпался, а в шесть утра, несмотря на выходной и то, что за предыдущий день я достаточно сильно устал, я пошёл бегать. Я пытался этой пробежкой хоть немного заглушить боль, но это было тщетно. Придя домой и закрывшись у себя в комнате, я
