Покачав головой, Дункан направился к двери, остановился, оглянулся и увидел ее улыбающиеся серые глаза.
— Как вы узнали, что это я клал подарки в носок Брук?
— Мне восемьдесят лет. Я все знаю, — ответила Нетти с блаженной улыбкой.
— Я в порядке, Сал. Правда.
Поздним вечером в сочельник Брук уселась на молитвенную скамейку.
Салли, как строгая мама, топнула ножкой.
— Тебе надо пойти в постель и поспать.
— Я не хочу спать. Я хочу дождаться Санта-Клауса, — сказала Брук и засмеялась, увидев, как нахмурилась Салли. — Ну, ладно, Салли! Уже почти Рождество. Дай мне еще немного побыть ребенком!
— Хорошо! — Салли села рядом с ней. — Но только если ты пообещаешь повзрослеть и лечь спать, как только появится славный малый в красном.
Брук засмеялась, но не стала давать никаких обещаний. Во всяком случае, той, у которой юбка почти не прикрывала ноги.
Если она повзрослеет, то уже не сможет наслаждаться Рождеством, станет такой же, как доктор Кокс, и потеряет способность чувствовать. Нет уж, спасибо!
Конечно, она дала слишком много воли живущему в ней ребенку. Дала волю всем своим чувствам. Но она сможет справиться с разочарованием и сожалениями по поводу Дункана. Позже, когда боль будет не так остра, она смирится с тем фактом, что он так и не ответил на ее чувство.
У нее все будет прекрасно. Более чем прекрасно.
Она заметила, как Салли подавила зевок.
— Ступай к себе наверх, — сказала Брук. — Я в порядке. Хочу посидеть здесь немного и послушать музыку.
— Утро вечера мудренее. — Салли вскочила. — Я немного побуду у Джеймса. Он говорил, что у него для меня что-то есть. Но долго я не задержусь. Да, а как насчет твоего Санта-Клауса? Что произошло в одиннадцатый день? — Когда Брук пожала плечами, Салли выдохнула: — Как? Ни одного подарка?
— Полагаю, это все было от Нетти. Надеюсь только, что она не беспокоится из-за того, что пропустила последние два дня, — вымолвила Брук как раз тогда, когда открылась входная дверь.
Она увидела Дункана, вошедшего с мрачным выражением лица.
О, Господи! Нет!
Сердце у Брук бешено забилось.
— Дункан? Что-нибудь с Нетти?
Он поднял взгляд, прошел мимо лестницы и направился к ней.
— С Нетти все в порядке. А почему ты спрашиваешь?
— Ты выглядишь усталым…
Он выглядел более чем усталым. Изможденным, утомленным и ведущим какую-то внутреннюю борьбу. Ах, как же ей хотелось облегчить его ношу, снять усталость с его плеч, позаботиться о нем, вывести из этого мрачного настроения!
Но она не имела права, никогда не будет иметь права.
— Я просто… задумался. — И он замолчал. Салли спасла Брук от неловкой паузы, наклонившись к ней и крепко обняв.
— Я побежала! Увижусь с вами обоими позже.
— Спокойной ночи, Сал!
— Счастливого Рождества, дорогая, — прошептала Салли и застучала каблучками по ступенькам, оставив Брук наедине с Дунканом.
Он сел на самый дальний край скамейки и уставился на нее.
— Вот в таком наряде и ждут Санта-Клауса?
Она почувствовала, как губы у нее расплываются в улыбке, и посмотрела на свои шлепанцы из оленьего меха, носки с изображением флейты и доходящий до колен комбинезон, очень похожий на костюм эльфа. Не хватало только шляпы. Ее заменяли распущенные волосы.
— Мне так нравится, — сказала она, задрав подбородок и не собираясь спорить с доктором Коксом.
— Мне тоже нравится, — ответил он. — Как твой лоб?
Она потрогала край повязки.
— Болит. Но терпимо. Джеймс прописывает обезболивающее в больших дозах. Как Нетти?
— Она очень вынослива, — сказал Дункан. — Я знаю, у нее разыгрался артрит. Еще некоторое время назад я прописал бы ей более интенсивное лечение. Но ей восемьдесят лет, и…
— …она все знает, — докончила за него с улыбкой Брук. — Она такая прелесть! Я так рада, что познакомилась с ней!
— Я тоже.
— Ты в порядке, Дункан? Ты, кажется…
— Не в себе? — спросил он.
— Нет. Просто устал, наверное…
— Я действительно устал. А еще я сожалею о том, что сказал тебе сегодня.
— Не волнуйся об этом. Ты просто объяснил.
— Спасибо, — произнес он.
Оба замолчали. Пахло елью. Свечи отражались на свертках, лежащих внизу, бросая праздничные искры на обертки из фольги и яркие блестящие банты. Тихо звучала сюита из «Щелкунчика», которую поставила Брук.
Музыка играла до тех пор, пока не остановился компакт-диск. Брук хотела было встать.
— Погоди, — сказал Дункан. — Я сам все сделаю.
Через несколько минут музыка заиграла снова; послышались прекрасные джазовые рождественские мелодии, исполняемые мужественным кларнетом и нежной флейтой. Поставив диск, Дункан вернулся и сел поближе, положил руку на спинку скамейки и посмотрел в глаза Брук.
— Прости, — сказал он. — Но из-за сумасшедшего сегодняшнего дня я вспомнил слишком поздно. — Он посмотрел на нее. — Этот компакт-диск — лучшее, что я мог придумать, чтобы изобразить одиннадцать играющих дудочек.
Подарки! Это были его подарки! Это был Дункан!
— Почему? — только и смогла выдавить она.
— Это долгая история. Расскажу как-нибудь в другой раз. Но главная причина заключается в том, что я этого хотел. Я собирался в этом году, как всегда, избежать Рождества, но увидел, что оно значит для тебя. И я хотел это видеть. — Он поднял на нее глаза. — Брук, мне надо было это видеть!
— Зачем? — снова с трудом проговорила она.
— Я наблюдал за тобой и видел, как ты предана своим друзьям. Видел, как много ты им отдаешь. Как ты чувствуешь. Глядя на тебя, мне тоже захотелось чувствовать!
— О, Дункан! Это же так просто! Тебе надо только открыть свое сердце и подарить его людям!
Часы в прихожей пробили полночь, и Брук улыбнулась. Наступило Рождество.
— А ты можешь подарить мне его? — спросил он и добавил с улыбкой: — На Рождество?
— Рождество — только начало, Дункан! Это не один день.
— Я хочу больше чем один день, Брук! — Яркий свет свечей отражался в его глазах. — Хочу слышать, как ты поешь в душе. Хочу есть твои песочные печенья до тех пор, пока мне не станет плохо. Хочу наблюдать, как ты смотришь балет, как слушаешь музыку. Наблюдать, как ты глядишь на меня, думая, что я этого не вижу.
— О чем это ты?
— Я люблю тебя, Брук Бейли!
Он взял ее руку и прижал к своей груди.
— Чувствуешь? — спросил он, и она кивнула, услышав, как его сердце часто бьется о ее ладонь. — Это мой подарок тебе на двенадцатый день.
Двенадцать барабанщиков забили дробь. Слезы, ранее наполнившие ее глаза, полились ручьем.
