Пейдж сохранила свою прежнюю стройность, только ее живот слегка округлился, выдав тайну, о которой он не знал до этого дня.
Она оставила ребенка. Его ребенка.
Джанкарло захлестнули противоречивые эмоции, которые подпитывали его решительность и настойчивость. Облегчение. Негодование. Эти чувства сплелись в неразрывный клубок.
Пейдж оставила их ребенка.
Джанкарло продолжал бы любить ее в любом случае, но ее беременность стала для него знаком того, что еще не все потеряно. В его душе затеплилась надежда.
Прошла целая вечность, прежде чем занятие подошло к концу, и женщины с детьми начали собираться домой. Когда наконец последний человек с грохотом захлопнул дверь и исчез в темноте зимнего вечера, Джанкарло и Пейдж остались вдвоем в залитой светом ламп комнате.
– Ты решила оставить его. – Он сам удивился своему тону – низкому и жестокому – и заметил, как Пейдж напряглась.
– Если ты пришел, чтобы извиниться, то можешь засунуть извинения себе… сам знаешь куда. – Пейдж не договорила и повернулась к Джанкарло лицом.
– Я здесь не за этим. – Гнев изменил ее прекрасное лицо и окрасил ее глаза в темно-серый цвет. Будто она была готова задушить его собственными руками, подойди он ближе. – Я искал тебя три месяца, Пейдж.
Она прищурилась.
– Ты уверен, что хочешь называть меня именно так?
Джанкарло почти до боли стиснул зубы.
– Я знаю, как тебя зовут.
– Не могу передать, как сильно это меня радует. – Ее злость, словно густой непроглядный туман, заполонила собой пространство, разделявшее их. – Но еще большую радость я бы испытала, если бы ты сейчас развернулся, ушел и сделал вид, что мы никогда не встречались. Именно так я и поступила, когда уехала из Италии, и, поверь мне, это были лучшие три месяца в моей жизни.
Джанкарло мысленно повторял себе, что заслужил такое отношение.
– Я понимаю. Но…
– Не утруждайся, – прервал его Пейдж раздраженно. Раньше она никогда не перебивала его. Только одна женщина, кроме нее, могла позволить себе такое – его мать. – Мне не нужны твои объяснения. Мне плевать.
Пейдж отвернулась от него, чтобы скрыть эмоции, написанные на ее лице, но зеркала выдали ее, и Джанкарло на долю секунды увидел ту женщину, которую помнил и любил.
Он подошел немного ближе. Его взгляд блуждал по ее одежде: легинсы и свободная туника на одно плечо. Ему так хотелось поцеловать ее обнаженное предплечье и погладить округлившийся животик. А потом снова утонуть в блаженстве ее бедер, которое было известно ему одному.
Джанкарло верил Пейдж и тогда, и сейчас. Просто потребовалось слишком много времени, чтобы признаться самому себе в этом. Однажды он ее уже потерял, и его жизнь превратилась в сущий ад. Больше этому не бывать.
– Почему ты выбрала этот городок?
– Какая тебе разница? – Пейдж сунула в сумку свои вещи и выпрямила спину. – Что тебе вообще нужно от меня?
– Я не знаю. – Это была ложь, но у него не находилось слов, чтобы выразить все чувства, которые переполняли его сердце. Джанкарло задумался о том, что никогда раньше не видел ее такой – жестокой и холодной. Но вина за ее состояние лежала только на нем. – Ты так рассержена!
Пейдж залилась смехом, полным горечи и разочарования.
– Ты невероятен. У меня есть миллион причин сердиться на тебя, но давай выберем одну наугад. Ты сказал, что больше никогда не хочешь меня видеть. И это лучшая идея, которая когда-либо приходила в твою голову. Поэтому, пожалуйста, уходи туда, откуда пришел. Порть жизнь кому-нибудь другому. Оставь меня… нас… в покое.
Джанкарло безотрывно смотрел на Пейдж, будто она могла вновь исчезнуть, если отвести от нее взгляд.
– Прости, – поспешно сказал Джанкарло, заметив, что непроизвольно качает головой. – Я слушаю тебя, просто раньше никогда не видел тебя в гневе. Я и не знал, что ты можешь быть такой.
Закинув сумку на плечо, Пейдж часто заморгала.
– Я тоже не знала. Но жизнь сложная штука, и иногда ты оказываешься во власти ужасных людей, потому что ты не умеешь говорить «нет». Не пытаешься их остановить или защитить себя, пока не становится слишком поздно.
Взгляд Пейдж, полный обиды и боли, беспощадно испепелял Джанкарло. Он стал для нее ужасным человеком, он терзал ее и мучил. От осознания этой горькой правды ему стало тошно от самого себя. Его покойный отец, скорее всего, сгорел бы со стыда, если бы узнал, что натворил сын. Но именно поэтому Джанкарло и приехал сюда – чтобы все исправить.
– Я не хочу, чтобы мой ребенок так жил. Я не допущу этого! – воскликнула Пейдж. – Этот малыш не ошибка, он желанный, и у него будет дом, где его любят. Со мной.
Джанкарло понадобилось несколько секунд, чтобы оправиться после такого удара. Пейдж же быстро пересекла комнату, направившись к выходу. Подальше от него.
– Давай пообедаем вместе.
– Нет.
– Тогда просто выпьем кофе. Если тебе можно, – поспешно добавил Джанкарло.
– Нет.
– Пейдж. Это и мой ребенок тоже…
Она так резко и быстро обернулась, что человек, обладающий меньшей грацией и гибкостью, упал бы навзничь. Она вздернула указательный палец в воздух, наверное мечтая о том, чтобы у нее был какой-нибудь острый предмет, чтобы распотрошить его сердце.
– Малышка только моя! – Ее голос перешел на крик. – Моя! Я знала, что забеременела от мужчины, который ненавидит меня, и поверь, я прекрасно помню твои слова, сказанные тогда. Ты не желаешь иметь ничего общего со мной или с этим ребенком. И меня это более чем устраивает.
– Я не говорил, что не хочу иметь ничего общего с ребенком, – запротестовал Джанкарло. – Совсем наоборот.
– Предлагаю поспорить об этом, когда она появится на свет. То есть, по моим подсчетам, у меня есть еще полгода, в течение которых я не собираюсь с тобой разговаривать.
– Но я хочу поговорить, – сказал Джанкарло извиняющимся тоном. – Я хочу узнать, как ты здесь устроилась. Понять, что произошло между нами в Италии.
– Неправда.
Каждая черточка ее лица дышала болью, и он понял, что причиняет ей страдания. Как обычно.
– Ты не хочешь понять меня, – продолжала Пейдж. – Ты хочешь, чтобы я поняла тебя. Я понимала тебя всегда: когда ты был богатеньким продюсером, польстившимся на молоденькую девушку из подтанцовки, когда играл роль заботливого сына, который пытался оградить мать от умалишенной, пробравшейся в ее дом, когда ты превратился в озлобленного бывшего любовника, неспособного подавить в себе страсть к той, кто предал тебя однажды. И под конец меня осенило – я действительно больная, если все это терпела.
Она сделала резкий глубокий вдох, будто испытывала невыносимую физическую боль.
– А потом, – ее голос становился все тверже и спокойнее, – когда я ушла, я поняла, что тебе плевать на меня. И так было всегда, с самого начала. Тебе и в голову не приходило спросить меня, почему я предала тебя. Тебя не интересовало, как я себя чувствовала, после того как узнала, что жду ребенка. Тебя заботит лишь один человек, и это ты сам.
