Присутствие Игната в и без того небольшом пространстве моего кабинета уменьшает его площадь до размера спичечного коробка. Мне кажется, что его аура пропитывает просто каждый атом ставшего таким тягучим воздуха. Мысли постоянно сбиваются, теряя нить внимательности и я то ветку не туда втыкаю, то игрушку не ту вешаю.
— Помочь? — И опять этот опьяняющий шепот пробегает по телу электрической волной необъяснимо сладкого предвкушения.
— Да, — откашлявшись, соглашаюсь, вручая Игнату ленту и ножницы. — Режь на вот такие отрезки, — показываю заготовку для банта и отправляю его за свой рабочий стол, увеличивая тем самым расстояние между нами.
Дышать легче не становится, но ненадолго удается сосредоточиться на композиции.
— Все! — довольно выкрикивает Фани, любуясь очередным своим букетом, миниатюрным, но чертовски милым и очень грамотно составленным.
— И в кого ты такая мастерица? — с похвалой в голосе удивляется Игнат. — Я криворук и кривоглаз, да и… — На этой фразе он сбивается, видимо, не желая упоминать мать малышки.
— Я в мамочку! — с детской непосредственностью отвечает малышка, пожимая плечами и продолжая строго осматривать еловое чудо. — Мамочка еще рисует красиво, — продолжает она. — Я тоже так научусь, — увереннос заявляет и поднимает взгляд на отца. — Ты же обещал, что я буду ходить на уроки.
— Ага, — кивает Игнат, и наши взгляды встречаются.
Боже, о чем он думает?! Холодок растерянности пробегает по спине, сжимая сердце в кулак странного предчувствия.
— Фани, а когда у тебя день рождения? — срывается с моих губ раньше, чем страх нереальности тошнотной волной подкатывает к горлу.
— Пятого марта, — слышу детский торжественный голосок, сжимая дрожащие пальцы в кулак.
Вдох — выдох… В голове гул, и воздуха не хватает.
— Марина! — словно издалека доносится встревоженный мужской оклик. — Мариша, что с тобой? — Горячая ладонь касается моего лба, и я с трудом, но все же фокусирую взгляд на лице Игната.
— Все, все нормально… — Облизываю пересохшие губы, пытаясь вырваться из его рук.
— Я вижу, — скептически вздыхает Игнат и подводит меня к дивану. — Садись. — Он надавливает мне на плечи, отчего мои внезапно ставшие ватными ноги сгибаются — Фани, маме надо водички.
— Не надо, правда, — отмахиваюсь и растягиваю губы в вымученной улыбке. — Со мной все нормально, просто устала, и душно в кабинете.
Пристальный, немного недоверчивый взгляд не отпускает меня. А я не могу сказать, что так ошарашило меня. Ну, мало ли деток рождается в марте? Да и роды у меня были третьего числа, но отчего-то происходящее мне все больше и больше напоминает мне злую шутку судьбы.
— Мамочка, на. — Перепуганная малышка протягивает мне маленькую бутылочку минеральной воды.
— Спасибо, Фантик, — благодарю ее и делаю жадный глоток обжигающе ледяной пузырящейся жидкости. Молча ожидая, пока я утолю жажду, Игнат наводит порядок в кабинете. Затем достает из шкафа наши вещи и, все так же ни слова не говоря, помогает Фани одеться.
Я спешно поднимаюсь с дивана, суечусь с готовыми композициями, определяя их в прохладное помещение, а те, что сделал девчушка, мы забираем с собой.
— Большой на кухне поставим…
— А маленький ты на работу заберешь? — перебивает отца малышка. — У тебя же там нет елочки.
— Решено, — соглашается Игнат и умудряется подхватить и оба букета, и пакет с остатками нашего ужина. — Пошли! — командует, кивком указывая в сторону выхода.
Быстро пробегаюсь взглядом по кабинету, закрываю его, и наше трио спешит покинуть салон.
— До свидания! — в унисон прощаются флористки. — ждем вас еще в гости, — вежливо произносят стандартную фразу, а мне хочется их прибить.
— Спасибо, мы обязательно еще не раз зайдем, — не остается в долгу Игнат. — До свидания.
Дверной колокольчик звякает. Холодный ветер врывается в помещение, и ночная красота улицы встречает нас. Глубокий вдох морозного воздуха заполняет легкие зимней стужей, бодрит и возвращает трезвость моему взвинченному сознанию. Эмоции эмоциями, домыслы домыслами, но правда может быть любой и завтра же я сделаю тест.
ГЛАВА 20
ИГНАТ
— Что-то случилось? — интересуюсь у Марины, пока автомобиль медленно плетется по городским вечерним пробкам.
— А? — вздрагивает она, отрывая взгляд от экрана телефона, и смотрит на меня, словно пойманный на шпионаже провальный иностранный лазутчик. — Нет. — Голос её чуть дрожит, а ладонь так крепко сжимается на корпусе телефона, что, того и гляди, его пластик пойдет трещинами. — С чего ты взял?
— Вид у тебя очень озабоченный, — киваю на девайс в ее руке, — и ты всю дорогу клацаешь по экрану.
— А-а-а-а. Да нет, — отмахивается, убирая аппарат в рюкзак. — Просто заказ на завтра у поставщика оформляла. — Она поворачивается ко мне вполоборота. — Прости, — произносит еле слышно.
— Угу, — киваю, делая вид, что поверил ее оправданию.
Уверенно протягиваю руку и беру её узкую ладонь в свою, подношу к губам и еле уловимым касанием прохожусь по тонкой коже хрупкого запястья. Чувствую, как нервно пульсирует венка и кисть чуть вздрагивает, но Марина не отдёргивает ее. Сидит, наблюдает за мной из-под полуопущенных ресниц, а полумрак автомобильного салона пытается замаскировать набегающий на бархатные щеки румянец.
Между тем, бледность с ее лица так и не сходит, да и плохо скрываемая озадаченность во взгляде выдает легкую нервозность. С чем связано Маришино состояние, я никак не могу понять.
Из всех недавних событий только озвученный Рыжулей вопрос о дне рождения Фани вкупе с информацией от Клима об одной и той же клинике немного настораживают меня и наводят на, казалось бы, совершенно абсурдную, мысль. А что, если…?
Да ну, нелепица какая-то! Частная клиника не бюджетный роддом в тьмутаракани, в нем априори ничего подобного не могло случиться.
Но стоит взглянуть на Маришу, а затем в зеркале заднего вида увидеть отражение Фани, и мысль уже не кажется настолько бредовой. Уже мелькает вариант о том, что случиться может всякое. И эта идея всё сильнее и сильнее разрастается в моем сознании.
Не вписывается только прошлый тест, подтвердивший мое отцовство. Рвет цепочку логических размышлений, и в голове один за одним возникают вопросы, ответы на которые будут точными и правдивыми только после получения новых результатов ДНК-теста!
А в комплекте с полной информацией о Марише и тех днях, проведенных ею в клинике, я буду иметь исчерпывающие сведения и смогу сделать правильные выводы.
Да и о бывшей не помешает узнать.
Но одно я знаю точно уже сейчас, без тестов, без досье и прочей фигни: обе мои Рыжули только мои, и жизни без них я уже не представляю.
Они мои, и точка!
Вздыхаю, тормозя бег своих размышлений, пока меня не унесло в пучину подозрительности. Ни к чему это, да и интуиция моя за последнее время отлично развилась и пока не подводила. Лишь мысленно ставлю пометку пробить лаборатории и вновь сдать анализ, на этот раз с тремя образцами. А как их добыть, во всяком случае один, подумаю завтра.
Сегодня у меня другие планы в отношении вечера.
Стоит нам только перешагнуть порог квартиры, запереть дверь, отгородившись от всего мира, как мои девочки сбегают в ванную комнату. Уставшая Фани просит Маришу искупать ее, а после рассказать сказку перед сном. Та, мило улыбаясь, не оставляет детские просьбы неудовлетворенными.
— Чай будешь? — заглядываю в ванную и не могу сдержать теплой улыбки от открывающейся картинки.
Фани стоит на невысокой подставке, уже облаченная в пижамку, чистит зубки, а Мариша монотонно расчесывает ее кудряшки. Её тонкие пальчики с такой нежностью проходятся вслед за расческой по рыжей непослушной гриве, что сердце сжимается в комок и тут же подскакивает к горлу в порыве неописуемо счастливых эмоций.
— А? — оторвавшись от своего занятия чуть вздрагивает Мариша.
Наши взгляды встречаются, и в ее зеленых омутах плещется тихая грусть и растерянность. Прикусываю язык, сдерживая рвущиеся вопросы: время для них еще не наступило, да и место не подходящее.
