– И раз я не сосунок и придётся вскакивать в семь утра, то пора спать. – Сара начала подниматься, Элли похлопала её по плечу. – Не надо, я закрою, а ты допивай.
Сара с радостью снова села.
Гардении пропитали своим ароматом тёплый воздух, звёзды сияли сквозь ветви деревьев точно бриллианты. И благодаря вину, которое Элли захватила из подвала Хоубейкеров, голова приятно затуманилась.
Сара махнула, здороваясь с Джоуи Киффером, что вышел из аптеки через дорогу. Наверное, покупал успокоительное для ребёнка, у которого резались зубки. Так Джоуи объяснил, когда они с женой забегали сюда принять необходимую дозу кофеина.
И разве это не удивительно? Шутник Джоуи остепенился. Бухгалтер и новоиспеченный отец, вряд ли он продолжал вечерами намыливать окна или устанавливать рождественские декорации мэра так, будто олени у него на дворе решили спариться.
Теперь в это время Джоуи менял подгузники и производил математические вычисления.
Как же хорошо дома. Приятно вернуться к родной земле. Только на сей раз у Сары имелись собственные, глубоко зарытые, закалённые опытом сваи.
На сей раз, как и бывший школьный клоун и весельчак, она строила то, чем можно гордиться.
Элли посигналила из машины, Сара помахала ей на прощанье, затем осознала, что утро и правда не за горами, и поднялась на ноющие от усталости ноги.
– Туфли, – вспомнила на полпути к дому и, вернувшись за ними, захватила заодно и почти полную бутылку. – Не стоит превращать место работы в логово студенческого братства.
Сара осторожно шла к своему коттеджу. Лампа над крыльцом не горела, но полная луна посеребрила небо, так что света хватало.
Сара узнала ваточник туберозовый, эхинацею, пёстрый чеснок – в основном по запаху. И порадовалась, что созданный Милдред сад оказался не только красивым дополнением для их с Элли магазина, но и интересным хобби. Саре нравилось заниматься растениями, смотреть, как они цветут и растут. А копание в земле имело странный успокаивающий эффект.
Напевая под нос, она поднялась на крыльцо своего дома.
И придушенно вскрикнула, выронив бутылку.
– Боже, боже, просто прекрасно. – Испытывая отвращение к себе, а ещё больше к жалкому трупику на пороге, Сара поспешно отступила назад и тут же об этом пожалела. В пятку впился осколок. – Чудесно, – прошипела она и, поморщившись, подняла ногу. – Клянусь, сдеру шкуру с этой твари и сделаю себе шляпу.
– Ты в порядке?
Сара застыла, затем повернула голову и заметила в тени крепкую фигуру Такера.
– Просто великолепно.
Изумительно. Сначала говорила сама с собой, а теперь торчит тут на одной ноге, будто фламинго.
Она хотела опустить ногу, но Такер остановил:
– Не глупи.
– Прошу прощения?
– Так стекло войдёт глубже. – Приблизившись, он подхватил Сару словно пушинку и, не дав опомниться, устроил её в стоявшем на крыльце кресле-качалке. – Стисни зубы, – велел Такер и без предупреждения вытащил осколок из её пятки.
– Дерьмо. Чёрт!
– Блин, хрен. Вот мы и перебрали все отличные ругательства.
Он осмотрел рану и вдруг начал стягивать с себя футболку. Сара уставилась на него сквозь застившие глаза слёзы.
– Сильное кровотечение, – спокойно констатировал Такер и прижал к её пятке мягкую хлопковую ткань, все ещё хранящую тепло его тела. – Надо почистить и хорошо забинтовать, но швы вряд ли нужны.
Сара продолжала молча пялиться.
– Если бы я знал, что твой язык связан с пяткой, то ещё несколько недель назад разбросал бы вокруг битое стекло.
От его ехидного тона дар речи вернулся.
– С моим языком всё в порядке.
– Аллилуйя!
Сара ожидала наплыв привычного раздражения, но испытала лишь благодарность. Такер очень быстро и эффективно оказал ей помощь.
– Спасибо, хотя, уверена, тебе необязательно было портить ещё одну футболку.
– Я мог бы сделать перевязку и из твоего платья, но решил, что получу по морде.
Встретившись с ним глазами, Сара поняла, что очень близка к неприятностям. А когда Такер перевёл взгляд на её губы, осознала, что уже крепко влипла.
– Ты на меня давишь, – прошептала она, так как вдруг стало трудно дышать.
Такер встал:
– Почему ты визжала?
– Что?
– Ты запищала. – Он всплеснул рукой. – А потом разбила бутылку.
– Ты за мной следил?
– Я тут живу, – вернул он Саре её собственные слова. – Я был на заднем крыльце, а ты пьяно шаталась по двору. Сложно не заметить.
– Я шла осторожно. И я не пьяна.
Такер посмотрел на растекающиеся по половицам остатки шампанского.
– Я не пьяна, – раздражённо повторила Сара. Она прекрасно знала свои возможности и выпила всего два бокала. – Я просто… Посмотри туда. – Она вздохнула и указала на мёртвое тельце.
Такер развернулся и присел рядом с трупиком.
– Ради бога, не дотрагивайся.
– И не думал.
– Просто мой кот притащил сюда бедную зверушку. – Наверное, опять выбрался из дома, раскормленный маленький Гудини. Хотя как ему это удалось – загадка. – Я… – «Позвоню Ною и попрошу его выкинуть эту гадость». -…Потом всё уберу.
– У тебя на крыльце включается свет?
– Да, конечно. Но не нужно…
– Где выключатель?
– Прямо у двери. Но…
– Подай мне ключи.
– Прости, не расслышала?
– Ключи. – Такер нетерпеливо помахал рукой.
– У меня их нет, – ледяным тоном отрезала Сара. Оказанная помощь и великолепная голая грудь ещё не давали ему права что-то требовать. – Дверь не заперта.
– Ты не закрываешь дверь собственного дома?
– Здесь же не Нью-Йорк. И я весь день торчу неподалеку, по ту сторону сада.
– Господи! – воскликнул Такер, качая головой, и взялся за ручку. – Нет, не вставай и продолжай давить на порез.
– Любишь командовать? – пробурчала Сара, когда он вошёл в дом. Свет зажёгся, и она поморщилась, чувствуя лёгкую головную боль от вина.
Раздражённая и смущённая, Сара прижала футболку к пятке.
Когда Такер вернулся и снова присел, она рискнула искоса глянуть в сторону зверя.
– Что это? Белка?
– Крыса.
Сара не сдержала дрожь. Она выросла среди рыбаков и привыкла к мёртвым созданиям. Но другое дело, когда животное волосатое. И хуже того, с маленькими глазками-пуговками и острыми зубками.
– Слушай, я благодарна за помощь, но дальше сама справлюсь. Тебе не надо… что ты делаешь? – спросила она, когда Такер вытащил из кармана телефон и протянул ей.
– Я не знаю номера шефа полиции, а у тебя он должен быть.
Сара держала сотовый в одной руке, а окровавленную футболку – в другой.
