— Черта с два! — сквозь зубы процедила Памела, не сводя с него глаз. — Я никогда, слышишь, никогда не сделаю того, о чем ты думаешь! Но тебе не о чем беспокоиться, что бы ни случилось, я…
Палмер кончиком пальца коснулся ее носа, при этом он улыбался как ни в чем не бывало.
— Не забивай себе голову всякой всячиной — нынче у нас ответственный день. — Он нежно привлек ее к себе и чмокнул в макушку. — Ведь наше шоу продолжается, правда?
Памела отстранилась от него, простыня скользнула вниз, обнажив грудь. Но не на грудь смотрел сейчас Палмер. Взгляд серьезных глаз был устремлен на него с бесстрашной нежностью — именно это странное словосочетание пришло ему на ум.
— Да, шоу продолжается, — медленно проговорила она. — Я сделаю все, о чем ты попросишь. Потому что я… люблю тебя.
Молчи! — приказал себе Палмер, нежно касаясь ее щеки. Кажется, ему удалось обуздать свой отчаянный порыв. И он невозмутимо произнес:
— Ты помнишь, о чем я просил тебя? Ну, если вдруг Ким…
— Да. Скажу, что все знаю.
Чувствуя себя последним подонком, Палмер тихо произнес:
— Обещаю, что все объясню тебе. Но… позже. Ты веришь мне?
— Да, — кивнула она. — Но и ты обещай мне кое-что. Так, безделицу…
«Видит Бог, я готов пообещать тебе хоть луну с неба!» — хотелось воскликнуть Палмеру, но он лишь молча склонил голову.
— Я хочу выйти на подиум в черном, — прозвучал тихий голос. — Только в черном. Это возможно?
Сердце Палмера дрогнуло и сжалось — он, как никто другой, понял, почему Памела избрала этот цвет. Цвет скорби…
— Я умоляю тебя… — Голос ее дрогнул. — Я…
— Все будет так, как ты скажешь. — Палмер с трудом сдерживался — больше всего на свете ему хотелось стиснуть ее в объятиях и никогда не выпускать. Но вместо этого он произнес: — Одевайся, малышка. Не буду мешать.
Выйдя из спальни, он рухнул в кресло и закрыл глаза. Что он делает? Чем все это кончится?
Чем-нибудь да кончится! Пеняй теперь на себя. Ведь ты чувствуешь, что в ответе теперь за эту девочку, что бы ни случилось. И конкурс тут ни при чем. К черту конкурс! Дело совсем в другом, ведь…
— Эй…
Нежная ладонь легла на его плечо, и Палмер вздрогнул. Тонкая, словно тростинка, в своем черном платье, Памела показалась ему сейчас школьницей, и даже седая прядь в волосах не могла сделать ее старше.
— Мне нужно заглянуть в мой номер на полчаса — привести себя в порядок, переодеться. Ты проводишь меня?
Голос ее, тихий и низкий, был полон такой тоски, что сердце Палмера сжалось вновь.
— Пойдем, маленькая. Я подожду тебя в гостиной.
На это у него были причины, притом самые что ни на есть веские — Палмер не без основания полагал, что Кимберли может позвонить Памеле, и тогда…
— Ладно. Мне и самой не хочется, чтоб ты оставлял меня.
В лифте Памела, подняв на него глаза, спросила вдруг:
— Можно, я тебя поцелую?
В ответ Палмер, остановив кабину между этажами, склонился к Памеле, взял в ладони запрокинутое лицо и коснулся губами ее губ. Поцелуй был необычайно нежен и долог — он вовсе не походил на порождение необузданной животной страсти, которая порой толкает в объятия друг друга совершенно чужих людей. Они целовались сейчас словно двое влюбленных после помолвки, или как молодожены на ступенях алтаря, на глазах у родственников и гостей, приглашенных на свадьбу…
Так прошло не менее десяти минут. Первым опомнился Палмер.
— Нам пора, — сказал он.
Памела едва заметно кивнула, щеки окрасил бледный румянец. И Палмер в который раз изумился ее красоте, невольно подумав, что она и впрямь может с легкостью получить титул «Лицо года». В душе его шевельнулась вдруг жгучая ревность. Выставлять на всеобщее обозрение то, что так тебе дорого, не каждому по силам. Ты идиот, приятель!..
В номере Памела тотчас направилась в ванную, а Палмер, усевшись на диван, принялся листать какой-то дамский журнал. Когда зазвонил телефон, он без колебаний снял трубку. Однако это оказалась вовсе не Ким. Звонил Джанни, уже пронюхавший о потрясающей новости.
— Ее участие в конкурсе — ваша идея? — хмуро поинтересовался журналист.
— Вообще-то на вопросы прессы я имею полное право не отвечать, — ледяным тоном отозвался Палмер.
— Благодарите Бога, что пресса не интересуется, как вы очутились с утра у нее в номере! — заорал итальянец. — Плевать мне на то, кто вы такой! Учтите, я вполне могу съездить по зубам и папе Бобби, если вдруг…
Кладя трубку на рычаг, Палмер испытывал почти симпатию к темпераментному журналисту. Как рьяно защищает очаровательную коллегу от грязных посягательств похотливого старого козла! Телефон тотчас зазвонил вновь — на сей раз его собственный, мобильный.
— Послушайте… — начал было Палмер, но тотчас умолк. Это был вовсе не Джанни, и даже не Ким.
— Папочка! — От звонкого детского голоса ему едва не сделалось дурно. — Папа! Ты, правда, соскучился?
— Малышка, погоди…
Однако девочка перебила его:
— А мы с миссис Вуд уже здесь, представляешь? Быстро, правда? Ты и не ждал нас так скоро…
— Милая, что ты говоришь? Где вы? Я вас вообще не ждал…
— Па-а-па… — В голосе Ариэль зазвенели слезы. — Но ведь тетя нам звонила, и она сказала…
Все ясно. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: это дело рук Кимберли.
— Вы в аэропорту?
Но трубку взяла уже миссис Вуд. Выяснилось, что вчера им действительно звонили из Рима, якобы по его личному поручению, и просили как можно скорее вылететь. Палмер, поставленный перед фактом, потерянно молчал. Затем трубкой вновь завладела девочка.
— Ведь ты давно обещал взять меня на конкурс, — хныкала она. — Я буду очень-очень хорошо себя вести, правда!
В отчаянии Палмер покосился на дверь ванной. Будь что будет, решил он…
— Хорошо, детка. Я скоро приеду за вами.
Вышедшая из ванной Памела застала его в тот момент, когда он вызывал такси.
— Что-то опять стряслось? — упавшим голосом спросила она. — Что на сей раз?
Нельзя говорить ей о приезде Ариэль, подумал он. И видеться они не должны. Пока не должны. Черт бы побрал эту безумную Кимберли!
— Послушай, маленькая, — Палмер сгреб ее в охапку и усадил себе на колени, — у тебя две минуты на одевание — почти как в армии. Потом я везу тебя на последнюю репетицию, а сам мчусь по неотложным делам. Помнишь, что ты мне обещала?
— Я все помню, — кивнула Памела. — И все сделаю так, как ты просил. Не сомневайся.
Как хотелось Палмеру обнять ее, ощутить вновь вкус нежных губ, шелковистость кожи, но…
— Ступай, моя хорошая. Возможно, мы целый день не увидимся, а вечером я найду тебя сам.
