неужели она не сможет все преодолеть? Тем более когда-то она объяснила себе, как глупо рассчитывать на серьезные отношения с этим человеком.
Тем более он вовсе не пытался как-то проявиться. С тех пор как они расстались, от него не было никаких вестей. Впрочем, для Марни была бы пыткой встреча с ним после всего случившегося, потому что ей пришлось бы притворяться, что ее сердце вовсе не разбито вдребезги на миллион мельчайших осколков. Она продолжала по нему скучать, потому что чувства не проходят в одночасье, по щелчку пальцев.
Каждый день она надевала резиновые сапоги, непромокаемое пальто, широкополую шляпу и отправлялась исследовать вересковые поля. Она купила себе карту разведки боеприпасов и увлеклась их поиском.
Однажды после очередной насыщенной прогулки она вернулась в коттедж, чувствуя приятную усталость. Чем-то эти прогулки напоминали посещение спортзала. Вглядываясь в крошечное зеркало над раковиной, Марни пришла к выводу, что затравленное выражение лица постепенно сменялось улыбкой. Она вдруг задумалась, что лучшим решением было бы навсегда покинуть Лондон.
Возможно, нужно уже наконец уйти с работы — хоть и любимой, но бесперспективной в плане карьеры и повышения зарплаты. Она задумалась о том, чтобы переехать в Йоркшир и со временем открыть там свой небольшой салон.
Новые планы вдохновили Марни, окрашивая будущее в светлые тона.
Уже стемнело, и она выбирала, какую бы книгу почитать на ночь.
Внезапно в окне она увидела свет фар и услышала громкий звук мотора — к коттеджу подъезжал автомобиль.
Сердце Марни бешено застучало: она интуитивно поняла, что приехал Леон. У нее не было вопросов, как он нашел ее в этой глуши, для него это явно не проблема. Она просто не представляла, сможет ли встретиться с ним лицом к лицу, хватит ли у нее смелости. Заметит ли он, что она уже выздоравливает от безнадежной привязанности к нему? Или решит, что все так же влюблена без оглядки?
Громкий стук в дверь оторвал ее от болезненных размышлений.
Однажды она уже слышала похожий стук — это было в отеле, на следующий день после незабываемой ночи, в которую она лишилась девственности с первым встречным. С Леоном.
Но сейчас Марни была совершенно другой. Да, он ранил ее, и она понятия не имела, хватит ли у нее сил, чтобы прямо сейчас увидеть его.
Леон явно представил, что она затеяла с ним игру. Сначала вела себя скромно, прогоняла его, втайне ожидая, что он остановит ее, заключит в объятия и поцелует. А потом он наверняка надеялся вновь соблазнить ее — прямо перед этим дурацким камином, который ей так и не удалось зажечь. Но Марни решила, что с такими своими желаниями он может сразу пойти к черту!
Марни подошла к двери, распахнула ее, стараясь игнорировать его мрачную красоту. Волосы развевались на холодном ветру.
— Кем ты себя возомнил? Хитклиффом?
— Да нет. Я вполне реальный, а не какой-нибудь вымышленный персонаж. Разве ты не видишь?
— Ха, только не говори, что ты читал «Грозовой перевал».
— Почему тебя это удивляет? Потому что я грек? Или просто потому, что этот роман чаще читают женщины?
Внезапно колени Марни задрожали: она не должна была вновь поддаваться его чарам. Не должна! Иначе она окажется в жуткой опасности. Мысль о какой-то внутренней силе и о способности противостоять его обаянию вдруг показалась такой глупой.
— Почему ты здесь, Леон?
— Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос.
— Боюсь, что нет. Кажется, я уже упоминала, что я парикмахер, а не телепат.
— Я хотел бы войти.
Марни колебалась, хотя понимала, что все равно пустит его, потому что она очень хотела услышать то, что он собирался ей сказать. Но, конечно же, ей совсем не обязательно было проявлять любезность, предлагать напитки или ужин.
Почему он вообще сюда приехал? Этот вопрос не давал Марни покоя каждую секунду.
Может быть, ему донесли, что недавно с ней связывались журналисты, предлагая огромную сумму за работу над компрометирующими статьями о Леоне. Но, конечно же, она отказалась, не раздумывая ни минуты.
— Итак, что же ты здесь все-таки делаешь? — спросила Марни ледяным тоном.
Леон кивнул в ответ. Он тщательно собирался с мыслями, подбирая слова.
Конечно, Леон прекрасно видел, что Марни все еще была обижена на него, и он совершенно не вправе винить ее за эти эмоции. Он вообще не знал, сможет ли она его когда-нибудь простить. Возможно, было уже слишком поздно… ведь она кардинально изменила свой образ жизни, и, очевидно, ему там совсем не было места.
Леону вдруг стало не по себе, даже жутко. Как вообще он мог позволить себе быть таким жестоким по отношению к ней?
— Я много думал о том, что ты сказала, Марни.
— Отлично, я надеюсь, мы оба сумеем извлечь какие-то уроки.
— Марни… — произнес он тихо. Ему так хотелось бы, чтобы Марни угадала его мысли, избавив от необходимости объясняться. Хотелось бы, чтобы она почувствовала, как ему больно, и поняла его. Но Марни права: она вовсе не обязана быть ясновидящей и читать его мысли. Жаль, что у него так плохо получалось выражать свои истинные чувства.
— Так что ты сказала?
— Я много чего наговорила, Леон.
— А я понял, я виноват в том, что не дал тебе возможности самой все мне рассказать о своей матери, — медленно продолжил он. — У меня было множество возможностей подробно расспросить тебя о твоей жизни, но мне нравилась твоя позиция — ты ведь и сама избегала разговоров о прошлом. Казалось, что так я смогу уберечь самого себя от серьезных отношений. От настоящей близости и настоящих чувств. Марни, ты понимаешь, что я хочу тебе сказать? В каком-то смысле я и сам поощрял твое желание держать прошлое в тайне.
Она пожала плечами:
— Конечно, понимаю.
— Я так скучал по тебе. — Он сглотнул. — Хотел бы задать только один вопрос. Теперь ты сможешь простить меня? — спросил он неуверенно. — Потому что… я люблю тебя, Марни Портер. Хотя никогда не верил в любовь — встреча с тобой все изменила. И теперь я просто не могу представить свою жизнь без тебя.
Марни подняла голову, ее глаза блестели от слез, а волосы сверкали в свете лампы.
— Боюсь, теперь одной любви недостаточно, Леон. Доверие между нами было сломано.
— Так давай все починим… вернее, исправим, — улыбнулся он.
— Нет, эти чувства, боюсь, не подлежат ремонту, — ответила Марни, пытаясь игнорировать бешеное сердцебиение.
— Но почему нет?
— Потому что… я не хочу, вот и все, — ответила она еле слышно, явно пытаясь сдерживать истинные эмоции. — Я не
