Во всяком случае, именно из этого Фейт исходила, одеваясь сегодня утром.
Да и с какой, собственно, стати дорогое платье должно пылиться в шкафу?
Фейт купила его на прошлой неделе специально для рождественской вечеринки на телевидении, где Льюк работал оператором. Теперь обстоятельства изменились, и платье можно было надеть прямо сейчас. Кроме всего прочего, существовала вероятность, что оно отвлечет внимание Говарда от внутреннего состояния помощницы.
Проходя мимо его кабинета, Фейт с удовольствием увидела, что босса все еще нет. Она даже слегка удивилась, однако долго удивляться времени не было, следовало как можно быстрее привести себя в рабочее состояние.
Сев за свой стол, Фейт сунула купленный журнал в самый нижний ящик, собираясь вернуться к злосчастным признакам когда-нибудь потом, на досуге, затем занялась разбором корреспонденции.
Она как раз заканчивала, когда из коридора донесся звук раскрывшихся дверей лифта. Фейт занервничала и начала лихорадочно продумывать варианты своего поведения при встрече с боссом.
Прежде чем пройти к себе, Говард скорее всего заглянет к ней, чтобы объяснить причину своего опоздания. Правильнее, видимо, будет, поздоровавшись, сразу перевести разговор на корреспонденцию, тем более что одно из писем содержало ряд вопросов, требовавших немедленного решения. Чем быстрее они перейдут к текущим делам, тем лучше.
Правда, у Говарда было обыкновение по понедельникам подробно расспрашивать, как Фейт провела выходные, чего сегодня ей очень хотелось избежать. О том, что случилось в эти выходные, Фейт даже думать было тяжело, не то что обсуждать с кем бы то ни было. И меньше всего ей хотелось разговаривать на эту тему с Говардом Харрисоном.
Когда дверь кабинета открылась, сердце Фейт на мгновение замерло. Ей и не требовалось смотреть на вошедшего: мысленным взором Фейт и так в мельчайших подробностях видела человека, с которым ей предстояло поздороваться спустя несколько секунд, постаравшись при этом сохранить всю возможную невозмутимость: высокий, мускулистый, полное обаяния волевое лицо, покрытое ровным загаром, приветливая улыбка, подчеркивающая чувственность красиво очерченного рта, и веселые огоньки в умных, проницательных и чуть насмешливых золотистых глазах. Седина, слегка посеребрившая темные густые вьющиеся волосы, придавала Говарду вид зрелый и солидный, хотя Фейт и знала, что боссу едва исполнилось тридцать четыре.
Фейт подозревала, что так же он будет выглядеть и через десять лет и даже через двадцать, и тогда заставляя радостно и тревожно трепетать сердца легкомысленных поклонниц. Мужская привлекательность босса в сочетании с его удивительным непостоянством всегда вызывала у Фейт легкое раздражение, за которое она сейчас ухватилась, словно за спасательный круг, поднимая глаза, чтобы наконец поздороваться.
Первое, что она увидела, был характерной формы сверток, и у Фейт от удивления на несколько секунд улетучились из головы все мысли, в том числе и относящиеся к событиям последнего злосчастного уик-энда.
Говард с ребенком на руках?!
С ребенком?!
Неожиданно в ее ушах снова зазвучал виноватый и неуверенный голое Льюка, сбивчиво объясняющего что-то об ответственности; об обязательствах, о мужском благородстве и о правах ребенка, о незавидной участи «воскресного» папы.
Говард Харрисон с ребенком на руках?
Не в силах произнести ни слова, потрясенная Фейт молча смотрела на босса.
Тот не выдержал первым.
– Ну, и как я тебе в роли счастливого отца? – ухмыляясь спросил Говард, явно довольный произведенным впечатлением.
Затем подошел к ее столу и бережно водрузил на него сверток.
– Очень хорошенький, весь в меня, правда?
На своем кресле на колесиках Фейт осторожно отъехала назад, затем встала и приблизилась к столу. Ребенок сладко спал, из-под тонкого легкого одеяльца виднелось только его действительно очень милое личико. Точно определить возраст младенца Фейт затруднялась, однако то, что перед ней не новорожденный, не сомневалась.
– Это… твой? – все еще не веря, выдавила она.
– Более-менее. – Говард ухмыльнулся еще шире, откровенно наслаждаясь ее удивлением.
Только теперь Фейт поняла, что ее разыгрывают.
– Поздравляю! – Она насмешливо изогнула брови. – А как к этому «более-менее» относится мама малыша?
– О-о-о! – Он шутливо погрозил ей пальцем. – Я давно подозревал, что ты не очень высокого мнения обо мне. И, между прочим, безо всяких на то оснований.
Как бы не так – «безо всяких оснований»! – возмутилась про себя Фейт.
Однако, сдержавшись, спокойно сказала:
– Прошу прощения. Твои личные дела меня, разумеется, никак не касаются.
– Мама Розалин верит мне безгранично, – торжественно изрек Говард.
– Как мило.
– Она знает, что может полностью на меня положиться.
– Разумеется. Рядом с тобой любая женщина чувствует себя как за каменной стеной.
Говард расхохотался.
– Теперь я вижу, что ты полностью оправилась. А вот в первый момент вид у тебя был обалдевший. По-моему, ты даже дар речи утратила.
– Тебе нравится, когда я теряю дар речи? – холодно спросила Фейт.
– А в чем тогда смысл хорошей шутки? – В глазах Говарда плясали веселые чертики.
Фейт промолчала.
Говард тяжело вздохнул и с сокрушенным видом покачал головой.
– Решила убить меня презрением. Обида до гроба?
Фейт продолжала молчать.
– Ладно, – сдался Говард. – Мама Розалин – моя сестра, Вайолетт. У нее сегодня все кувырком. Фред, мой зять, во время утренней пробежки подвернул ногу. Ей пришлось везти его в больницу, а меня на это время записали в няньки. Вайолетт заберет малышку, как только освободится.
До Фейт начало наконец доходить.
– Так это твоя племя-я-нница… – с непонятным ей самой облегчением протянула она.
– Совершенно верно. Кроме того, я ее крестный отец. – На лицо Говарда вернулась насмешливая улыбка. – Ты видишь перед собой почтенного семейного мужчину, моя дорогая.
Глядя на малышку, он некоторое время размышлял, затем снял сверток со стола и положил на диван.
– Здесь, пожалуй, будет надежнее. Не беспокойся, она очень тихая. Как уснула в машине, так и не пискнула ни разу.
Он собирается оставить ребенка со мной, поняла Фейт. Чувствуя, как к глазам снова подступают слезы, она молча смотрела на трогательно-беззащитное существо – плод любви мужчины и женщины, крошечное звено жизни, связывающее собой прошлое и будущее, вне зависимости от того, что по этому поводу думают родители. Крошечное звено, которое невозможно разорвать, – ребенок.
