разве не шанс для мужчины?
– Я не хочу спешить, – говорю слишком поспешно.
– Оля… я не такой идиот, – смотрит мне в глаза.
Это облегчает жизнь.
Доедая ужин, мы просто общаемся. Почти не флиртуем, просто болтаем. С ним легко и интересно.
К тому времени, как его машина тормозит во дворе моего дома, я абсолютно уверена в том, что хочу встретиться с ним снова.
– Я позвоню тебе на днях, не против? – спрашивает Камиль.
– Я только “за”, – может, я слегка пьяна, но уверена, что не передумаю завтра утром.
Забрав свой букет, выхожу из машины.
В отсутствие сына квартира кажется мне мертвой.
Пристроив на тумбочке ладони, смотрю на свое отражение и, вздохнув, собираю распущенные волосы в хвост. Завтра у меня два ученика, так что решаю навести относительный порядок.
На старом пятитонном пианино открыта крышка.
– Сколько раз говорить… – бормочу, собираясь ее опустить.
Помедлив, разминаю пальцы и по памяти наигрываю свой любимый вальс, но меня прерывает пищание телефона.
“Наверное, она думает, что я настоящий дурак, раз за весь вечер так и не удосужился осыпать ее комплиментами”, – читаю на дисплее и улыбаюсь.
Подумав пару секунд, печатаю в ответ:
“Она так не думает, но ты можешь осыпать ее сейчас”.
“Ты потрясающая”, – пишет Камиль. – “Я хочу увидеть тебя снова”.
Этот информационный поток прерывает другое сообщение.
Я реагирую на автомате, проваливаясь в него и читая:
“Когда у него будет готов загранпаспорт?”
Мне требуется меньше секунды, чтобы розовые облака в голове развеялись.
Не помню, когда он писал мне в последний раз. Пару месяцев назад, это точно. После нашего последнего скандала мы общаемся через его мать, через его водителя, через его секретаршу.
Сегодня его слишком много.
Поджав губы, печатаю:
“Через две недели”.
Решаю не задавать никаких уточняющих вопросов, но спустя минуту понимаю, что стою посреди комнаты, ожидая продолжения.
Но его не следует.
Это бесит гораздо больше, чем весь день, стоящий на повторе любимый мультик сына.
Он даже ничего не сделал, а я уже завелась.
“Это значит, нет (?”, – пишет мне Камиль, о котором я забыла.
“Я свободна в следующую пятницу”, – пишу ему.
“В то же время. Я буду на месте”, – отвечает он.
Вот и отлично.
Оля
– Оля? – слышу осторожный вопрос за спиной и оборачиваюсь, нос к носу сталкиваясь с эффектной блондинкой в норковой шубе, замшевых сапогах-гармошках на шпильках и зеленой бейсболке с брендовым логотипом на лбу.
Очень стильно.
В отделе бытовой химии городского гипермаркета она выглядит инородно настолько, что стоящий рядом мужик ставит бутылку стеклоочистителя мимо полки.
Даже, несмотря на ее шпильки, мой рост позволяет нашим лицам находиться на одном уровне, и от такого близкого контакта мои глаза расширяются.
– Маша? – присматриваюсь к лицу, которое сильно поменяло форму носа. – Новикова?
Пухлые губы, узкий прямой нос, скулы тоже заострились…
– Обалдеть… – осматривает меня с головы до ног бывшая одногруппница. – Прие-е-ет!
С радостным писком она обнимает мои плечи, взволнованно смеясь.
Меня встряхивает не меньшая радость, отдаваясь приливом счастья в сердце. Обнимаю ее в ответ, и мы качаемся из стороны в сторону, как неваляшки.
Запах ее духов повсюду. Так пахнут только оригинальные духи, которые прибыли из-за границы.
– Машка… – смеюсь, отстраняясь. – Я бы тебя не узнала…
Она выглядит, как рублевская жена. С полным набором белоснежных виниров и ламинацией волос.
Я действительно шокирована.
– Это пластика, – отмахивается Маша. – Любимка моя… – восклицает на эмоциях. – Дай, на тебя посмотрю…
На первом курсе мы были не разлей вода. Везде таскались вместе. Она свела мою девичью фамилию Любимова к “Любимке”, потому что имела склонность к уменьшительно-ласкательным прозвищам, которые давала всем подряд.
Мы были подругами.
Я никогда не тосковала по студенчеству. Человек, ради которого я отодвинула всех своих друзей и подруг, всегда шел только вперед, смотрел только в будущее. Я делала так же. Рядом с ним мне всегда хотелось жить здесь и сейчас. Отличный урок, я до сих пор цепляюсь за ЕГО чертову логику.
– Оля, ты красотка, – проводит рукой по лежащим на моем плече волосам. – Не изменилась. Вообще…
– Маш… – смотрю на нее в ответ. – Красотка – это ты.
Она выглядит стопроцентно фотогенично.
Она выглядит как голливудская фотомодель.
Я знаю, что хорошо выгляжу, но рядом с ней у любой сдуется самооценка.
В университете она была девочкой из провинции. Ее родители жили где-то глубоко в области, она выбиралась к ним два раза в год и то, потому что “надо”. Она слишком любила город, жила в общежитии, обожала тусовки и парней. Короче говоря, была моей противоположностью. Я жила с родителями и была разборчива до тошноты, потому что привести в дом парня в нашей семье было возможным только в качестве будущего зятя.
Это она познакомила меня с Чернышовым…
Она вынесла мне мозг своей влюбленностью в “этого Руслана”. А я, как последняя сука, влюбилась в него еще сильнее.
Мне было так стыдно смотреть ей в глаза, после того как мы с ним начали встречаться, но она влюблялась каждую неделю, поэтому мы даже поссориться как следует не смогли.
А потом моя жизнь закрутилась вокруг него и его друзей. К третьему курсу мы с Машей почти не общались. В тот год она уехала на практику в Германию и не вернулась. Я слышала, что она там вышла замуж, это было кошмарно на нее похоже.
Она была отличной подругой, это я была дерьмовой.
– Я уже полчаса за тобой хожу, – тараторит Маша. – Думаю, ты это или не ты…
– Я бы тебя не узнала.
– Ну, значит, я не зря столько бабок потратила, – весело смеется она.
– У тебя акцент… – улыбаюсь, впервые за множество дней чувствуя себя невероятно живой.
С ней рядом даже мертвец, твою мать, воскреснет.
На мне белый пуховик, и хоть он в тренде на сто процентов, я рядом с ней домохозяйка.
– Гражданство Италии наложило отпечаток, – смеется она.
– Италии?! – изумляюсь. – А как же Германия?
– Это была ошибка, – звонко хохочет.
В кармане моей куртки звонит телефон.
– Блин… подожди минуту… – прошу я Машку.
Она соединяет большой и указательный палец, показывая мне “о’кей”.
– Да, Мишань? – говорю, отвернувшись к полке с туалетной бумагой.
– У меня выпал зуб, – сообщает он.
– Что?!
Прекрасно.
Я ждала этого всю неделю, а все сливки достались его отцу.
– Ну, я же сказал, зуб, – повторяет мне со строгими интонациями.
– И как он выпал? Сам?
– Нет, папа дернул за него, и он выпал.
Что
