– Не приписывай мне замкнутость. Я люблю жизнь и люблю веселье. Я люблю людей, делиться с ними своими победами, триумфом. – Тори осмотрела комнату в поисках туфель и сумочки. Безрезультатно. Наверное, остались возле камина. – Но я не привык нагружать своими переживаниями других. Делиться проблемами со своей женщиной дорогого стоит. Может впоследствии обернуться против тебя.
Тори сглотнула подступающие слезы.
– Я знаю, ты не ушел бы из жизни добровольно. Но так же я думала и про Шона. Пока человек вынашивает боль внутри, вместо того чтобы бороться с ней, риск очень велик. – Ее сердце колотилось в груди. Казалось, будто чья-то жесткая рука сжимала его изнутри, пытаясь остановить стук. Тори ринулась к двери. Хватит. Пришло время поставить точку. – Потеряв его, я оказалась на грани помешательства. Если бы я потеряла тебя, моя жизнь бы остановилась.
Лорен вошла в комнату с двумя чашками на подносе: – Я заварила чай с жасмином.
– Спасибо. – Тори присела на бежевую замшевую кушетку и придвинула тахту, которую Лорен использовала как кофейный столик. Пока сестра ставила поднос, Тори промокнула платком влажные глаза. Мама всегда заваривала девочкам чай с жасмином, когда тем было грустно. Аромат чая успокаивал. Как хотелось, чтобы мама снова была рядом.
Тори была готова сорваться в Палм-Спрингс хоть сейчас, если бы не мероприятие в понедельник вечером.
– Ты уверена, что Гарретт ничего к тебе не испытывает? – Лорен отпила из своей чашки. – Он говорил, что не хочет делиться проблемами со своей женщиной. Значит, «своя женщина» теоретически возможна.
Тори одарила сестру взглядом недовольной учительницы:
– Он имел в виду ту, с которой просто спит.
Лорен сымитировала тот же взгляд:
– Но ваш секс ты оценила по высшему баллу.
– Самому высшему. Тяжело об этом говорить, но это было потрясающе.
– Поэтому я и спрашиваю, уверена ли ты, что Гарретт к тебе ничего не испытывает? – переспросила Лорен. – Из своего опыта скажу, что чем сильнее вовлечено сердце, тем лучше секс.
– В случае с Гарреттом это не важно. Потому что, даже если он что-то чувствует, он не даст этому выход. Это игра в одни ворота.
– Но я видела, как он на тебя смотрит. Это не безразличный взгляд. Рэй тоже это заметил.
– Не отрицаю, химическая реакция между нами есть. Стыдно сказать, но, когда он предложил быть любовниками, меня это возбудило. Я завелась. Первое, что я подумала, было «может, бросить все к чертям и начать жить одним днем»? Я готова была броситься к нему в объятия, только чтобы снова оказаться с ним в постели.
– Чего же не бросилась? – аккуратно спросила Лорен. – Ты же любишь его. Нет ничего постыдного в желании быть с ним. Когда люди влюбляются, они не оглядываются назад. Многие находят счастье до конца дней, только когда забывают про свои принципы.
Тори подняла на сестру мокрые от слез глаза:
– Я не могу жить с человеком и при этом не быть частью его жизни. От этого мы оба будем несчастны.
Обычно Лорен первой говорила сестре эту фразу. Она не была так близка с Шоном, как Тори, но они тоже были друзьями. После смерти Шона именно Лорен помогла сестре подняться и собрать свою жизнь по крупицам.
– Странно, что ты говоришь про отказ от принципов, – заметила Тори.
– Видишь ли, моя дорогая, – начала Лорен, отставляя чашку чая на поднос, – впервые в жизни я вижу, что ты сходишь по кому-то с ума. И я не хочу, чтобы ты была несчастна, оставшись ни с чем.
Слезы из глаз Тори потекли сильнее. Она положила голову на плечо сестры:
– Спасибо тебе.
– Так что ты намерена делать?
– Жить дальше, – утерла слезы Тори. – Отдохнуть в отпуске, потом уйти с головой в работу.
Лорен положила голову на голову Тори:
– План что надо.
– Я не смогу снова общаться с ним, Лорен. Ты можешь закончить дела по «Обсидиан студиос»?
– Конечно.
– Когда я убиралась на террасе, то нашла бриллиантовую сережку. Наверняка кто-то будет звонить и спрашивать. Она лежит в шкатулке в офисе. А фотографию я отправлю тебе по почте.
Да, мысли о работе действительно спасают.
– Не беспокойся. – Лорен взяла у сестры кружку и поставила на поднос. – Если я и впрямь тебя хорошо знаю, тебе нужен рождественский шопинг. Как насчет терапии магазинами?
Глубокое и теплое чувство охватило разбитое сердце Тори.
– Вот этот план куда лучше.
– Мистер Блэк, – позвала с порога секретарша Гарретта. – У нас завтра короткий день? Сотрудники интересуются. Если да, то я сделаю рассылку по компании.
Гарретт закрыл глаза. Вот тебе и на. Он забыл про Рождество. И опять не заказал коллегам подарки. И секретарша не напомнила. С другой стороны, как она могла напомнить, если почти всю неделю он не появлялся в офисе? А обрушить на нее все поручения сейчас будет нетактично.
Он постучал по столу ручкой.
– Сколько сотрудников администрации на этом этаже?
– Восемь, включая меня.
– Восемь, – повторил Гарретт. В праздники все фирмы будут закрыты. Значит, со среды по пятницу особой работы не предвидится. Уже сегодня телефон практически не звонил. Нет смысла держать их всех целый день. – Завтра в час все восьмером можете быть свободны.
– Спасибо, мистер Блэк. Хорошего вечера.
Гарретт кивнул, и секретарша вышла. Как ни печально, но нужно было ехать за подарками. Не имея понятия, кому и что дарить. Первым порывом было позвонить Тори за советом. И это злило его. С какой стати он должен звонить этой женщине по каждому вопросу? В конце концов, она ему не спасатель, а он не тонущий.
А даже если и будет тонуть, то справится без нее.
Гарретта раздражало, что это вообще его так заботит. Но факт оставался фактом – чем дальше, тем чаще он вспоминал ее; тем чаще искал повод, чтобы набрать ее номер.
Рассказ Тори ранил его до глубины души. Как она могла сравнить его с этим Шоном? Неужели он и впрямь представлялся ей таким слабым?
Не в силах думать о работе, Гарретт выключил компьютер и вышел из кабинета. Может, поход по магазинам поможет отвлечься. То, что мысли о Тори отвлекали от работы, злило его больше всего. Раньше только вопросы собственного здоровья могли отвлечь Гарретта от карьеры – будь то режиссерской или директорской.
Ехать на «мазерати» по загруженным рождественским дорогам города было невыносимо. Сразу после шопинга можно будет выехать на трассу и умчать куда подальше. Хотя бы к себе в Санта-Барбару. Нога почти не беспокоит. Поездку длиной в один день он перенесет. Больше нет нужды жить рядом со студией.
Это решение как будто не связано с тем, что в старинном особняке все напоминало ему о Тори. Куда бы он ни пошел, в какой бы комнате ни находился, воспоминания о ней разрывали его душу в клочья.
