Он выпил рюмку в библиотеке и, захватив с собой другую, направился в свою комнату, где его ждал камердинер.
Спустя полчаса, облаченный в ночную рубашку, которую он ни разу в жизни не надевал, и синее парчовое чудовище, именуемое халатом, он постучал в дверь гостевой комнаты и открыл ее, когда оттуда послышался тихий отклик.
В канделябре на туалетном столике горели свечи. Постель была разобрана на ночь, полог кровати раздвинут.
Его новобрачная стояла у окна. На ней была белая ночная сорочка – шелк и кружева, – облегающая ее прелестные округлости самым интригующим образом. Очень светлые волосы густой волной спадали ей на спину.
Он закрыл за собой дверь.
– Анна, – нежно прошептал он.
– Реджи.
– Мы сделали это.
– Сделали, – согласилась она. – И если ты снова предложишь мне что-нибудь, хоть отдаленно на это похожее, я огрею тебя по голове чем-нибудь очень тяжелым.
Он изобразил глубокую задумчивость и немного помолчал.
– Возможно, меня подводит память, – ехидно заметил он, – но, насколько помнится, это ты, вернувшись на берег реки, заявила, что нам нужно разработать план. Ты отвергла тот, совершенно роскошный, что предложил я, а затем сама придумала весь этот. Я говорил тебе, что он безрассуден. Я говорил, что как только он будет приведен в действие, ты будешь беспомощна, как младенец. Я говорил, что мне до смерти надоест изображать пустоголового транжиру и, особенно, паршивого игрока. Но разве ты меня послушала?
Вопрос был риторический. Он не ждал, что она на него ответит.
– Ох, Реджи, но твой план был невероятно глупым. Ну кто бы поверил, что ты нырнул в реку, ударился головой о дно, а я кинулась в воду, чтобы оттащить тебя в безопасное место, а потом сняла с тебя мокрую одежду и согревала тебя теплом своих рук и обнимала до тех пор, пока, наконец, не появился бы кто-нибудь, чтобы застигнуть нас в столь компрометирующей ситуации, и не настоял бы, чтобы мы поженились?
– А какой смысл был предлагать, чтобы головой ударилась ты, а я нырнул, чтобы тебя спасти? Признайся, Анна, ты никогда не хотела быть девицей в беде. И я все еще считаю, что это могло блестяще сработать. Все-таки, тебе тоже пришлось бы снять свою одежду. Помнишь, ведь она бы намокла, когда ты должна была нырнуть за мной.
Несколько мгновений она молча смотрела на него.
– Это было бы чрезвычайно глупо. Все знают, что ты плаваешь как рыба, тогда как я плавать вообще не умею.
– Не умеешь? – растерянно спросил он. – Так значит, все твое беспокойство о том, как бы не намочить волосы, должно было избавить тебя от необходимости признать, что если бы ты нырнула, то пошла бы на дно как камень?
– Так что никой это был и не план, – увильнула она от ответа на его вопрос.
– А твой был? – снова съехидничал он. – И это при том, что всю зиму я должен был изображать чертова денди? А затем подгадать так, чтобы терпение у моего отца лопнуло именно в тот момент, когда ты совершишь свою величайшую неосмотрительность?
– Именно в тот момент? – ее голос повысился на пол октавы, – Да я томилась в своей комнате целых два дня, прежде чем твой papa приехал поговорить относительно меня. И только библия составляла мне компанию.
Он усмехнулся.
– И где, скажи на милость, – продолжала допытываться она, – ты откопал этого абсолютно ненормального Томаса Тилла?
– Тиллмана? Так он тебе понравился? Мы вместе посещали драматический кружок в Оксфорде. У его отца закончились деньги, и он всерьез занялся сценой. После того, как он улизнул от тебя во время побега, он рассказал мне что, когда вернется к пробам на менее опасные роли, то возьмет псевдоним Тилл-Тил [12].
– Ты его видел?
– Ты бы его не узнала, – заверил он. – Как, впрочем, и никто другой. Белокурые локоны – его самая привлекательная черта – всего лишь парик. Он почти наполовину лыс. И обладает даром, присущим всем истинным актерам: каким-то образом выглядеть совершенно по-разному в каждой роли, которую исполняет. Без масок, грима и прочих трюков. Обычно он выглядит самой заурядной личностью. Как-то он объяснял мне, что для того, чтобы стать тем человеком, которого играешь, нужно думать так, как думает твой персонаж. И на какое-то время он превратился в лихого кучера твоего отца и твоего тайного поклонника. Надеюсь, он неизменно был почтителен?
– Мне кажется, я догадывалась, что он актер. Всякий раз, когда мы на пару минут оставались наедине, он декламировал мне претенциозную любовную поэзию. На латыни. По крайней мере, он заявлял, что это любовная поэзия. Скорее всего, это были отрывки из «Галльских войн» Цезаря.
– Возможно, – согласился он. – Любимая, ты удивительно отважна. Но я всегда говорил, что ты храбрая, помнишь?
– Это был самый первый комплимент, который я от тебя получила. Тогда мне было пять. Думаю, что влюбилась в тебя именно в тот момент. Как видишь, я легкая добыча для льстецов.
– И для тех, кто искренне восхищается тобой?
– И для них.
Она прикусила губу.
– Реджи, правильно ли мы поступили? Все время, пока это длилось, было так тошно. И все это оказалось вовсе не вызовом, не приключением, не весельем и забавой. Я и помыслить не могла, что меня будет так снедать чувство вины.
Крупным шагом он пересек комнату и схватил ее в объятия. Боже, ее сорочка, казалось, исчезла. И мыло у нее было удивительно душистым. Она его новобрачная, и сегодня их первая брачная ночь.
Она его жена.
Осознание того, что все происходит на самом деле, окатило его как приливной волной, как будто то, что происходило сегодня днем, ему только снилось
– Цель оправдывает средства? – тихо проговорил он, уткнувшись в ее волосы. – Наверное, нет. Анна, я тоже чувствовал себя ужасно виноватым. И не в последнюю очередь потому, что согласился с планом, в котором ты должна была выполнить самую опасную часть. Но как иначе мы могли бы добиться цели, когда ты боялась нырнуть в реку, чтобы не дать мне утонуть. Разумеется, если не принимать во внимание тайный побег, который навсегда отвратил бы от нас и наши семьи, и общество. Наши отцы, особенно твой, никогда не позволили бы нам пожениться, если бы мы просто попросили их об этом и привели в качестве причины тот факт, что мы почти всю жизнь были друзьями, а прошлой осенью, в один восхитительный день, были любовниками.
Она крепко обвила его руками и шумно втянула носом воздух.
– Ох, Реджи, ты так замечательно пахнешь. А знаешь, что сказал papa нынче утром, прежде чем мы отправились в церковь? Он сказал, что если я пожелаю, то мы можем туда и не ехать, а вместо этого сбежать в Оукридж, показав всему обществу нос. Он на самом деле меня любит.