— Да, наверное. — Она поставила фотографию назад на стол и снова повернулась к Барни. Вид у него был усталый. — Говорят, ты много работаешь.
— Чем быстрее закончу, тем быстрее отсюда уеду.
— Я бы тебе посоветовала не торопиться, а то загремишь еще в больницу на пару месяцев, — вспылила она.
— Ты что-то сегодня в придирчивом настроении.
— Да, — призналась она. — Ну, спроси меня хотя бы, не начала ли я работать над новой фигурой.
— А ты начала?
— Да, и у меня ничего не получается.
К этому выводу она пришла вчера вечером. Это был кусок глины, вылепленный наподобие лица, но внутри ничего не было. Как и на фотографиях, которые она перерисовывала, — в нем не было никакой загадки. Фиона, которая видела его уже не один раз, сказала, что получается просто замечательно, но Фиона была друг, а не критик.
Раз уж Барни погрузился в свою собственную работу, Сайан знала, что ему не будет дела до ее проблем. Но все равно она подумала, что он мог бы уделить ей хотя бы пять минут своего времени. Она не могла говорить об этом с Лэнгли. Если она спросит его мнение, он скажет: «Зачем тратить на это время, если тебе самой не нравится и у тебя нет ощущения, что ты делаешь что-то полезное?»
— Знаешь, такое чувство у всех бывает, — сказал Барни. — Вот сейчас, например, мне хочется порвать мой сценарий на клочки и начать писать все заново.
— Правда?
— Получается какая-то ерунда, старье.
Может, он просто принялся за работу слишком рано после аварии. Она заметила:
— Все пытались тебя предупредить, что тебе не нужно слишком торопиться, хотя бы некоторое время.
Он ответил ей сварливым и немного усталым тоном:
— Я практически неподвижен, побойся Бога. Медленнее уже просто некуда, особенно в этой вашей деревеньке.
— Ты специально делаешь вид, что не понимаешь. Все равно ты слишком устаешь, и мозг работает напряженно.
— Послушай! — Он резко повернулся к ней. — Я же физически пострадал в аварии, а не умом тронулся!
— Я знаю. — Она говорила с таким же вызовом, как и он. Здравый смысл был на ее стороне. Она говорила дельные вещи. — Но что, если работа у тебя не ладится, потому что ты еще не выздоровел окончательно?
— Нет, дело не в этом. Просто все мои персонажи становятся слишком кровожадными.
Она вспомнила про голову, которую пыталась слепить, и заулыбалась:
— Ты знаешь, и мой кусок глины тоже. Вчера вечером я из-за него плакала и билась головой о ковер. Конь, наверное, решил, что я рехнулась.
Они одновременно рассмеялись.
— Бьюсь об заклад, — сказал Барни, — что это никогда не доводило тебя до слез. — Он дотронулся до миниатюры. — Профессиональная работа.
— Правда. И что с этим делать?
— Ну, я, например, иду гулять.
— Скоро будет дождь.
— Тем лучше, — сказал он.
Сайан пошла к столу, на котором стояла машинка, и взяла пару белых перчаток, которые она заметила как раз перед тем, как вошел Барни.
— Если ты все равно никуда конкретно не идешь, ты мог бы занести эти перчатки Филлис Баркер. Она приходила узнать, сколько стоит картина Лэнгли, и забыла их здесь.
— Мы ей отнесем их вдвоем, — сказал Барни. — Ты тоже идешь.
— Хорошо. — Пальто у нее не было, но на улице из-за дождя было слишком тепло. Прогулка под дождем может оказаться приятной, а ферма «Вудграндж» была недалеко. Сайан положила нейлоновые перчатки Филлис в свою сумочку, вымыла кисточки и поставила на стол свою миниатюру. — Ну что ж, пошли, — сказала она.
Барни лениво подошел к мольберту с «Денистонским утесом». Именно там Лэнгли еще раз попросит Сайан выйти за него замуж, и именно там она скажет ему «да». Если бы Филлис это знала, она не стала бы покупать эту картину.
— Бедная Филлис! — вздохнула Сайан.
— Почему? — Барни проводил ее из студии. — Картина не так уж плоха, и Лэнгли наверняка уступит ее недорого.
Он специально притворялся тупицей, но она не проглотила его наживку. Она сказала очень милым голоском:
— Конечно, наверняка. А так как ты получаешь с салона свой процент прибыли, ты должен благодарить меня, что я стараюсь несколько умерить щедрость Лэнгли.
— Я благодарен. — Он сказал это так, будто именно его доходы от салона не давали ему умереть с голоду. — Для меня служит большим утешением мысль, что, когда Лэнгли ставит ценники, ты прокрадываешься за ним в салон и прибавляешь к каждой цене десять процентов.
— Кстати, хорошая мысль.
Она закрыла на замок дверь в магазин.
— Тебя беспокоит, что Лэнгли придерживается этих старых предрассудков, что с покупателя надо брать ровно столько, сколько стоит товар?
— Беспокоит. Но что делать, у нас у всех есть свои недостатки, не так ли? Вот почему Лэнгли нужна жена с коммерческим складом ума.
Они шли вдоль по главной улице, и дождь был мелкий, как морской бриз с брызгами. Сайан даже вообразила, что чувствует вкус соли на губах.
— А у меня не коммерческий склад ума, — сказала она.
— Только не говори мне, что я ошибся и добыл для него не ту девушку.
На улице было меньше людей, чем обычно в это время, и те, которых они встречали, шли торопливо, чтобы поскорее укрыться от дождя.
— Ты никому никого не добывал, — сказала Сайан после недолгого молчания. — Ну может, ты придал событиям некоторую живость, и то в самом начале, но мы с Лэнгли сами прекрасно управляемся, спасибо. Так что оставь свои таланты для вымышленных персонажей. Похоже, что ты даже над ними не имеешь власти.
— Все, что мне нужно, — сказал Барни, — это немного пространства, и я им покажу, кто здесь главный. Пойдем по тропинке или по дороге?
На ферму можно было пройти двумя путями. По дороге, конечно, идти было более разумно, потому что с деревьев капала вода и землю развезло от влаги. Но по лесу было идти приятнее, и Сайан сказала:
— Сюда, пожалуйста.
Барни перелез через ограждение и подал ей руку. Она оперлась на нее, пока перелезала, и спросила:
— Так о чем сценарий?
Он отпустил ее, как только она встала на землю, и пошел вперед, по узкой тропинке между серебристыми березами.
— Про одного полицейского, который ушел со службы после того, как его обвинили в убийстве. После обвинения он и сам уже начал сомневаться. Его дочь хочет, чтобы отца оправдали, и просит его бывших коллег, полицейских, помочь.
— А он действительно невиновен?
— Нет.
— О! Тогда в чем тут смысл?
Он пожал плечами:
— В данный момент он от меня тоже ускользает. А теперь давай поговорим о твоих успехах. Что ты сейчас лепишь?
— Голову Джосса Эннермана. — Она чувствовала себя восточной женщиной, шагая позади Барни, пока он не сошел с тропинки и не пошел по траве, чтобы идти рядом с ней.
