Сьюзен стояла красная как рак, пытаясь удержать остатки самообладания. Бог знает чего ей стоило сохранять независимый и гордый вид. Филип отдал должное ее смелости и, сжалившись, решил не развивать эту тему.
Ехали молча, если не считать радостного повизгивания Эмери, которого самозабвенно облизывал Сократ. За пределами Хэвена открылись бескрайние просторы. Филип свернул с шоссе и ехал, пока их взорам не предстало целое море бурой грязи размером с футбольное поле.
— Вот, это наши хэвенские грязи, — с гордостью сказал Филип, словно гид, показывающий туристам достопримечательности.
— Откуда здесь столько грязи? — вежливо поинтересовалась Сьюзен.
— Я думаю, это подземный ручей. Он размывает почву, поэтому образуется грязь. Мы, жители Хэвена, любим здесь бывать, особенно дети.
Вся поверхность болота была испещрена следами от протекторов машин и отпечатками босых ног.
— Очень мило, — мрачно буркнула Сьюзен.
Филип прекрасно понимал, что ранил ее чувства, обидел ее, сам того не желая. Она восприняла его слова насчет «грязных планов» как намек, привыкнув к его насмешливой и несколько шокирующей манере разговаривать, поддразнивая ее. Сьюзен решила, что Филип намекает на секс, и отважно приняла его правила игры, не желая показывать, что смущена столь откровенным предложением. А он…
Сьюзен, должно быть, подумала, что я испугался, понял Филип, и с силой выжал педаль газа. Машина рванулась с места, брызги серо-коричневой грязи разлетались во все стороны веером. Пусть Сьюзен видит — Филип Мастерсон ничего не боится.
Но Филип не мог отделаться от мысли о том, как именно истолковала его вчерашние слова Сьюзен. То, как она сегодня выглядит: блузка с глубоким вырезом, обтягивающие брюки, макияж, распущенные волосы — что все это значит? Она хотела дать ему шанс? Сейчас, когда машина, дернувшись, остановилась посреди грязевого болота, Сьюзен невольно коснулась Филипа плечом, и его словно током прошило осознание того, каким же идиотом он был. Он готов был убить себя, такое растерянное и обиженное выражение было у нее на лице. Но не сама ли Сьюзен виновата в этом? Она просто неправильно поняла Филипа.
Ну хорошо, хорошо, я сам виноват! — неохотно признался он себе. Постоянно подшучиваю над Сьюзен, поддразниваю — неудивительно, что ей трудно разобраться, когда я шучу, а когда говорю серьезно. Мы просто не поняли друг друга. Сейчас мы устроим пикник — плед и провизия у меня с собой. А потом — возможно — отправив Эмери и Сократа погулять, займемся тем, что Сьюзен Уэллс, как выяснилось, подразумевает подвыражением «грязные планы».
Нет, не займемся, мрачно подумал Филип, сожалея, что поставил и себя, и Сьюзен в дурацкое, унизительное положение, а все из-за того, что неясно и двусмысленно, как оказалось, выразился. Теперь Сьюзен никогда не простит этого ни мне, ни себе, уныло подытожил Филип.
Он вывел машину из болота, отъехал немного, вышел и достал из багажника плед и корзину с провизией. Расстелив плед на траве, Филип вернулся к машине и открыл заднюю дверцу, выпуская на волю Сократа.
Эмери тоже устал сидеть в машине, поэтому, выбравшись наружу, немедленно отправился к грязи. Сьюзен же молча уселась на плед и уткнулась в свою книгу, не обращая на Филипа ровно никакого внимания.
Филип догнал Эмери, взял за руку, и они вместе подошли к болоту. Малыш сел на корточки, с интересом разглядывая вязкую бурую массу. Затем Филип разул его и закатал ему штанишки до колен.
— Смотри, — сказал Филип и приложил ладонь к поверхности густой грязи — остался отпечаток.
Малыш смотрел на этот фокус, как завороженный. Потом Филип взял лапу вертевшегося рядом Сократа и сделал на грязи отпечаток собачьей лапы.
Эмери был в восторге от новой забавы. Филип с трудом уговорил его не делать отпечаток лица. Потом он разулся, тоже закатал джинсы до колен и, взяв сына за руку, повел его по грязи. Мальчику это ужасно понравилось, он весело шлепал босыми ножками и смеялся.
— Вы соображаете, что вы делаете?! — раздался за их спинами возмущенный голос.
Филип обернулся. Сьюзен стояла на берегу, сердито глядя на них.
— Мы гуляем по грязи. Знаете, как это приятно! Дети это обожают.
— Немедленно выходите! — велела Сьюзен. — Это же грязь. Здесь полно микробов. Эмери может чем-нибудь заразиться. Я читала, что…
— Вы, кажется, уже знаете, что я думаю по поводу ваших книг, — бесцеремонно перебил ее Филип.
— Эмери! — мягко сказала Сьюзен. — Выходи, тетя Сюзи тебя ждет. Нам нужно помыть тебе ножки, чтобы ты не заболел.
Эмери исподлобья взглянул на Сьюзен, явно не собираясь подчиняться. Ему так понравилось играть с грязью — это было весело. Ему вовсе не хотелось мыться.
— Да ладно вам, Сьюзен! — сказал Филип. — Не будьте белой вороной, идите к нам. Это весело!
— А я и есть белая ворона. — Сьюзен саркастически усмехнулась, оглядывая свой белоснежный наряд.
— А кто в этом виноват? — возразил Филип. — Моей вины тут нет, во всяком случае — вы, очевидно, очень своеобразно поняли мои слова насчет грязи. И знаете, вы приятно меня удивили.
— Я поняла вас правильно!
— И поэтому явились на болото во всем белом? Знаете, вы выглядите очень сексуально, только меня удивило, что вы под «грязными планами» понимаете секс. Секс — это не грязь, мне вас искренне жаль, если вы так думаете.
— Прекратите немедленно, здесь же ребенок!
— Во-первых, ребенок вряд ли пока понимает, о чем именно мы говорим. А во-вторых, ребенку неинтересно слушать нас — ему сейчас интересна грязь. Смотрите, как Эмери весело. Ну же, Сьюзен, снимайте туфли и присоединяйтесь.
— Никогда!
— Плохое слово. Для меня, например, его не существует. Эмери! — Филип заговорщически подмигнул мальчику. — Давай-ка поймаем тетю Сюзи.
Ребенок радостно зашлепал по грязи по направлению к Сьюзен. Она попятилась. Пользуясь тем, что все ее внимание сосредоточено на малыше, Филип совершил молниеносный выпад, выскочил на берег и схватил Сьюзен в объятия.
— Что вы делаете?! — закричала она, пытаясь вырваться. — Вы испачкали мне блузку!
Филипу неожиданно захотелось смеяться от счастья. Он подхватил отчаянно барахтающуюся в его руках Сьюзен, перекинул ее через плечо и, вдохнув запах ее распущенных волос, потащил к грязи.
— Я закричу!
— Кричите, вас никто здесь не услышит.
Филип ступил в грязь и свободной рукой снял с ног Сьюзен босоножки. Сьюзен отчаянно извивалась всем телом и болтала ногами. Ее ступни, то и дело мелькавшие в опасной близости от лица Филипа, оказались такими сахарно-белыми и нежными, что ему захотелось их поцеловать. Филип с трудом подавил в себе это желание.
