— Ну, вы тоже талантливая актриса. Даже в подпитии… — Его ноздри чувственно затрепетали. — Я тогда испытывал дьявольский соблазн. И кто знает… Но у этой сволочи был другой план, — тихо пояснил он. — Предполагалось, что я так и поступлю, оставив вас нетронутой. Скучный, старый, предсказуемый Ник.
— Нетронутой? Так вы намекаете? — Голос ее дрожал от возмущения. — Боже мой! Я была унижена и опозорена. Если вы думаете, что, набросившись на меня…
— Зачем же набрасываться?.. Неужели ты до сих пор не можешь признаться себе, что тебя влечет ко мне? Тебе нужны доказательства? Это проще простого. Ведь я хочу тебя больше всего на свете.
Дороти вскочила, инстинктивно чувствуя, что надо бежать. Но Ник шагнул навстречу, и они столкнулись.
Властным движением он привлек ее к себе. Защищаться было невозможно. Их губы слились в ненасытном, исступленном поцелуе.
Ник был прав. Зов плоти подчинял ее все сильнее. Робкие попытки оттолкнуть его на самом деле лишь возбуждали еще сильнее. И она перестала сопротивляться, чтобы не ускорять развязку. Ей хотелось продлить каждый миг своей колдовской власти над мужчиной, первым и единственным в ее жизни.
Сейчас Дороти была уже не в состоянии бежать от самой себя.
Было действительно слишком поздно. Она трепетно изогнулась в его объятиях. И пальчики ее становились отчаянно дерзкими, стремительно проникая под его свитер.
Ник расстегнул ей пуговицы на платье и спустил мягкую ткань с плеча. Бретелька соскользнула вниз, и он освободил грудь из кружевной чашечки.
Ее плоть, казалось, отзывалась на каждое его прикосновение, сосок отвердел, плененный ритмической лаской. Дороти чувствовала, как Ник вздрогнул от наслаждения, прильнув к нему губами. Она словно растворялась, охваченная странной истомой. Когда Ник поднял ее на руки, она непроизвольно прильнула губами к его шее, сладостно предвкушая то, что неминуемо должно было свершиться.
Он положил Дороти на персидский ковер перед камином. И целовал, целовал ее беспрестанно, раздевая.
— Я грезил об этих минутах… Ты как волшебный цветок, который еще никому не был доступен, — самозабвенно произнес Ник.
Сквозь полузакрытые веки Дороти видела языки пламени в камине за его спиной. Огненная пляска разливалась в ее крови. Она тоже грезила об этих минутах. Только никогда не признавалась в этом даже самой себе. И вот теперь загнанная в подсознание мечта стала реальностью.
Ник гладил ее шелковистую кожу. Нежащие волны плавно покачивали ее, приготовляя к таинству соития.
И когда она застонала, умоляя его продолжать, он раздвинул ее бедра, и они стали одним целым.
Когда Дороти вернулась на землю и немного пришла в себя, слезы хлынули у нее из глаз. Ник осушал их губами.
— Это лишь начало — шепнул он, целуя ее волосы.
Внезапный телефонный звонок пронзительно вторгся в мир, который принадлежал только им двоим.
— Не отвечай! — Она схватила его за руку. — Перебьются до утра.
— Рискованно… Ингрид заподозрит неладное и явится к нам с официальным визитом.
Ник мягко отстранился, посвистывая, подошел к столу и снял трубку. В тот же миг лицо его изменилось.
— Не спится, Шарлот? Чем обязан?
Дороти ощутила легкий холодок и какую-то болезненную стыдливость, будто в комнате находился кто-то третий.
— О чем речь? Ты имеешь на это полное право, — сказал он безо всякого выражения. — Адела будет рада. — И после паузы: — Да, конечно. Спокойной ночи.
Ник извлек из тумбочки бутылку джина и плеснул себе в стакан.
— Я думаю, комментарии излишни, — процедил он, наспех одеваясь. — Суперзвезда падает нам прямо на головы. Я лучше сразу поставлю в известность Ингрид. А то ей дурно станет.
Он прошел мимо кое-как прикрывшейся платьем Дороти, даже не поцеловав ее! Словно между ними вообще ничего не было. И уже с порога, не оборачиваясь, произнес:
— Советую принять горячий душ. И выпить снотворного. Чтобы не лезла в голову всякая дрянь.
— Мое желание исполнилось! — радостно сообщила Адела. — Мама приедет на Рождество.
— Да, я слышала.
На Дороти жалко было смотреть. За последние сутки на нее обрушилось столько… Но она винила в этом только себя.
Возвращение к обычной жизни казалось совершенно нереальным. Даже щебетание малышки не вызывало у нее прежнего умиления.
В конце концов, кто дал мне право ревновать девочку к Шарлот Кроуз, ругала себя Дороти. Было бы странно, если б ребенок не питал привязанности к своей матери.
— Папа на меня сердится?
— Нет, почему? — Дороти плавно затормозила у светофора.
— Потому что я не должна была говорить ни слова о том, что дядя Джеффри был здесь. Иначе тот не позволил бы маме ко мне приехать. А папа меня разбудил. Спрашивал и спрашивал.
— Знаешь, малышка, — ласково начала Дороти. — Я думаю, лучше всего выбросить дядю Джеффри из головы. Он не имел права заставлять тебя лгать. И папа должен сердиться на него, а не на тебя. Так что не волнуйся больше.
— Хорошо. — Адела снова повеселела. — А когда мама приедет?
— Голова кругом идет! — Ингрид ловко нарезала картошку к завтраку. — Я не могу понять, как сэр Николас согласился пустить ее в дом.
— Но Адела ждет… Сами видите. Это все-таки ее мать.
Экономка презрительно фыркнула.
— Подзаборная кошка лучшая мать, чем эта подстилка. — Она уже не стеснялась употреблять подобные эпитеты в присутствии Дороти. — Нет, наша актриса что-то задумала, помяните мои слова. — Ингрид наполнила кастрюлю водой и поставила на конфорку. — Но на каждую хитрую попу найдется заряд дроби. И чей-то нос скоро прищемят.
Моросящий дождь накрапывал целый день. Покончив с ланчем, Дороти снова взялась за кукольные платья. Она сидела в гостиной, сметывая пару штанишек, когда слабый звук заставил ее поднять голову.
Ник стоял на пороге, наблюдая за ней. Она покраснела до корней волос и отложила шитье.
— Вы хотите со мной поговорить? — осведомилась Дороти официальным тоном.
— Есть вещи, которые должны быть сказаны. — Ник замялся. — О вчерашнем вечере…
Она так сжала руки, что суставы пальцев побелели. Сейчас сэр Николас Моблейн огласит свой окончательный приговор.
— Здесь нечего обсуждать, — сдавленно произнесла она. — Вы решили кое-что доказать и преуспели в этом. А я вела себя как последняя дура. Прошу вас, давайте все забудем.
— Это не так просто.
— Почему? Я не подам на вас в суд за сексуальные преследования, и не намерена делиться своими переживаниями с леди Шарлот.
