— Вы полагаете, я идиот? — надменно воскликнул Доминик. — Какой же еще повод мог у него быть? Он чертовски рисковал. Во время нашей последней встречи я поклялся, что убью его, если увижу здесь снова.
— Еще одна превосходная причина, чтобы сохранить свое присутствие в тайне.
Он отрывисто рассмеялся.
— Вы знали его очень хорошо шесть лет тому назад.
Фиби покачала головой.
— Я совсем его не знала. — Она глубоко вздохнула. — И коль скоро мы затронули эту тему — когда вы узнали? Ну… что это была я?
Его рот искривился.
— Когда вы вторглись с обвинениями в том, что я плохой отец. О, конечно, произошли изменения во внешности. На вас прежде был такой наряд и такой дурацкий парик, сбившийся набок!.. Но вы не могли изменить свои глаза. — Он откинул голову назад. — Тот ошеломленный, испуганный взгляд, которым вы посмотрели на меня тогда, долго преследовал меня. И вдруг я встретился с ним вновь, здесь, в этой комнате. — Он пожал плечами. — И, кроме того, имя. Часто ли в жизни вы сталкиваетесь с Фиби?
— Я и не предполагала, что вы узнали. Тогда почему, если вы знали все время… вы не прогнали меня с позором, как в прошлый раз?
— Потому, что я был заинтригован. Такая чертовская метаморфоза — от красотки с обложки журнала до неистового поборника прав ребенка. И уж, коль вы так явно не желали быть узнанной, я решил вам подыграть.
— Ваша семья, похоже, специализируется на всевозможных играх.
— К которым вы первая присоединились, припоминаете? — Серые глаза сверкнули, срывая взглядом ее болотно-зеленое платье. — Тони рассказывал мне, каким страстным, нетерпеливым добровольцем вы были. Лучше чувствовали себя без одежды, чем в ней.
— И вы поверили ему? — Она обхватила себя руками, словно пыталась закрыться.
— Да, ведь я был этому свидетелем. — Сейчас он улыбался. — Тони оставил мне такую записку: «Поздравляем с днем рождения. Подарок — на кровати, уже распакован». Тогда я не понял, что это значит, пока не открыл дверь и не увидел вас. — Он помолчал. — И, дорогая моя, по сути дела, не думаю, что я не испытал искушения. — Произнесенные нежным тоном, слова звучали как оскорбление. — Вашему появлению предшествовало несколько адских недель, и это могло бы стать до некоторой степени актом справедливого возмездия — овладеть женщиной Тони так же беспечно, как он — моей. Хотя и предполагалось, что я буду действовать именно так, как я и поступил, и позволю вам уйти, не причинив вреда. Благонравный, предсказуемый старина Доминик.
— Не причинив вреда? — Ее голос задрожал. — Боже мой, как мало вы знаете! Я была унижена, растоптана. Если вы полагаете, что ваша неспособность надругаться надо мной была своего рода освобождением от заслуженного наказания…
Доминик рассмеялся.
— Надругаться? — презрительно усмехнулся он. — Я не думаю, что мог впасть в крайность. Возможно, вы сочли необходимым скрываться за этим притворно скромным фасадом, но вы не проведете никого, кроме себя. Я пытался овладеть вами, помните? И познал, оценил глубину вашего ответного чувства. Или вы это тоже намерены отрицать?
Фиби молча слушала, не в силах говорить или двигаться.
— Нет, — мягко продолжал он. — Настоящая девушка была там, на моей кровати, той ночью — теплая, страстная и желающая. Хотите, чтобы я доказал вам это?
Эштон моментально настиг Фиби. Его руки грубо схватили ее и привлекли к себе в порыве, который не терпел отказа. Его поцелуй был неистовым, безжалостно крадущим всю свежесть и сладость ее губ.
Фиби попыталась оттолкнуть Доминика, но его грудь была словно каменная стена, и она, ощутив биение его сердца под своими пальцами, почувствовав нарастающую, отчаянную дрожь тела, ответила.
Отступать было уже поздно.
Она покорилась его рукам, и он немного ослабил свои объятья. Его губы обжигали ее поцелуями, двигаясь вдоль шеи, а руки с дерзостью ощупывали упругость груди.
Доминик расстегнул пуговицы на ее платье, стянув мягкую ткань с плеч, затем скользнул к полоске бюстгальтера с тем, чтобы освободить ее грудь от кружевного плена.
От первых прикосновений к нагому телу ее соски затвердели от возбуждения. Она услышала свой собственный прерывистый вздох наслаждения, когда он коснулся губами напряженного темного соска, нежно лаская его своим языком.
Ее тело таяло, наполненное странным томлением. Когда Доминик поднял ее на руки, она не оказала сопротивления, позволив ему отнести ее на толстый ковер, лежащий перед камином.
Он лег рядом с ней, целуя ее, теперь уже нежно и очень чувственно. Затем неторопливо развязал пояс на платье и расстегнул оставшиеся пуговицы.
Он посмотрел на нее и тихо сказал:
— Я мечтал видеть тебя такую, касаться тебя. Ты вся как благоуханная чайная роза.
Она почувствовала быстрые, нежные, жгучие прикосновения его губ к ложбинке между грудей. Потом его ладони сжали трепетные холмики, а губы медленно, желая продлить удовольствие, целовали их.
Я об этом мечтала, в сладком томлении подумала Фиби.
Доминик ласкал все ее тело нежно и чувственно, знакомясь с каждым дюймом шелковой кожи. Она упивалась его прикосновениями, никто никогда еще не прикасался к ней так, и она тихо, сладострастно стонала в плену всепоглощающей сжигающей, страсти. Ее охватила истома, ранее неведомая. Тело беспокойно двигалось в поисках все новых наслаждений, подчиняясь сладостному ритму движения его пальцев.
— Прошу тебя, не останавливайся. — Фиби с трудом узнала свой собственный всхлипывающий шепот.
— Никогда.
Она ощущала его внутри себя и вдруг почувствовала, как все в ней будто взорвалось.
Дрожа всем телом, Фиби медленно возвращалась к действительности. Доминик стирал губами слезы с ее лица.
— Ты должна была познать это наслаждение, — прошептал он.
И она улыбнулась ему нерешительно, не в силах скрыть своего изумления, потому что никогда прежде не знала о существовании подобного экстаза.
Неожиданный резкий звонок телефона вторгся в их идиллию.
— Не бери трубку! — Фиби схватила его за руку.
— Я должен, иначе Кэрри придет выяснять, что случилось. — Он мягко освободил руку и подошел к письменному столу.
Фиби увидела, как изменилось его лицо. Она ощутила холод и странное чувство неловкости, как будто в комнате появился кто-то третий.
— Добрый вечер, Серена. Чему обязан неожиданным удовольствием?
Фиби замерла, в полной растерянности уставившись на Доминика.
Тот слегка нахмурил брови.
— Если ты этого желаешь, — проговорил он безразличным тоном. — Разумеется, Тара будет счастлива. — Еще пауза, затем: — Да, конечно. Доброй ночи.
