— Ты хочешь, чтобы я прекратила? — дразнящим голосом спросила она.
— Ради бога, продолжай…
Теперь он гладил ее по голове, показывая, как любит ее, его бедра время от времени поднимались и опускались от несказанного удовольствия, а она подводила его все ближе и ближе к высшей точке. Он понимал, что Эбони в своем самоотречении сейчас готова на все, но у него были другие планы. Когда больше уже невозможно было вытерпеть, он остановил ее, положил под себя и глубоко вошел в нее.
Долго терпеть он не мог, но этого и не требовалось, ее плоть сомкнулась вокруг его плоти с неистовством, которого он никогда не ощущал ранее. И тут же с громким вздохом он тоже кончил, и этот момент показался ему бесконечно долгим. Потом прижал ее к себе, зная, что никогда, невзирая ни на что, не сможет отказаться от этой женщины.
Эбони глубоко вздохнула и уснула в его объятиях. Она была полностью удовлетворена как физически, так и эмоционально, к ней вернулась уверенность в том, что Алан любит ее. Проснувшись через некоторое время, она обнаружила, что одна, и на мгновение запаниковала.
Сев, она откинула волосы с лица, но откинуть сосущее чувство беспокойства на сердце оказалось труднее. Причины для беспокойства не было никакой, она должна была чувствовать себя счастливой. Алан любил ее. Скоро они поженятся. Потом у них пойдут дети и…
Ее испуганный крик при пробуждении заставил Алана заглянуть в каюту. Он улыбнулся.
— Ты проснулась? Почему бы тебе не принять душ и не перекусить? Только осторожно с ногой. Если будет больно ступать, прыгай на одной ноге.
— Алан! — позвала она, когда он снова исчез.
На этот раз его высокая фигура появилась в дверях вся целиком. Теперь кроме шорт на нем была еще и рубашка.
— Да?
— Я только что подумала. Ты… ты ведь не использовал ничего. Когда мы любили друг друга…
Он беззаботно пожал плечами.
— Я забыл взять их с собой. А какое это имеет значение? Скоро мы поженимся. Кроме того, вряд ли ты забеременеешь прямо сейчас.
— Я… я плохо в этом разбираюсь. Сейчас у меня опасный период…
Алан подошел и, присев рядом с ней на кровать, взял ее руки в свои и внимательно посмотрел ей в глаза.
— Ты, кажется, говорила, что хочешь иметь детей.
— Хочу! Но я… я…
— Что ты? — резко спросил он.
Эбони посмотрела во внезапно похолодевшие синие глаза Алана и почувствовала, как к ней возвращается исчезнувшее было чувство беспокойства. Забыть о чем-либо — это так непохоже на Алана. Совсем непохоже.
Но как она могла обвинить любимого человека в том, что тот нарочно сделал ее беременной? Он мог вовсе об этом не думать. Она действительно хотела иметь детей, но полагала, что ребенок появится в результате их совместного решения, обоюдного согласия. Однако теперь уже было глупо спорить. Что сделано, то сделано.
— Да ничего. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась немного натянутой. — Я думала, что мы не будем торопиться и подождем. Теперь мне придется покупать подвенечное платье, специально сшитое, чтобы скрывать беременность.
— Навряд ли. Мы поженимся в течение двух месяцев.
— Так скоро? — охнула она.
— А зачем ждать, я не молодею и к тому же ждал тебя достаточно долго, верно?
— Да… может быть, ты и прав.
Он взял ее лицо в ладони и поцеловал.
— Во время свадебного путешествия я увезу тебя в какое-нибудь прелестное уединенное местечко.
— И что же это за местечко?
— Как насчет темницы? — сказал он, улыбнувшись непонятно чему.
Она удивленно рассмеялась.
— Кто же ты такой? Воскресший маркиз де Сад?
— Может быть, Эбони, все может быть.
— Не ты, Алан. Тебе хочется представиться большим злым волком, а на самом деле ты добрый и лохматый медведь.
— Даже медведи могут быть опасны, дорогая. — Он улыбнулся ей в ответ и наклонился, что бы еще раз поцеловать. — Всегда это помни, — прошептал он и легко потрепал ее за щеку. — А сейчас вставай, женщина. Нас ждет корзина с едой, которую приготовил Боб.
— Вот это жизнь, — вздохнул Алан, откидываясь на спинку сиденья и поднося бокал с вином к губам. Они уже прикончили одну бутылку шардоннэ и начали вторую. От приготовленного Бобом обеда из жареных цыплят с хрустящей корочкой, фирменного салата и грубого хлеба остались одни кости и крошки.
Завернувшаяся в одеяло Эбони сидела напротив него. Она смыла всю косметику с лица и выглядела, на взгляд Алана, шестнадцатилетней. Он подумал о том, что, возможно, в этом возрасте, а может быть и раньше, она уже доставляла удовольствие мужчинам.
На мгновение в нем вспыхнула дикая, звериная ревность, но потом он взял себя в руки. Если я собираюсь жениться на ней, то должен подавлять свою ревность, решил он. Или я сделаю это, или просто сойду с ума.
Но вместе с тем для мужа вполне естественно знать о своей жене как можно больше. Что я знаю о жизни Эбони до того, как она стала жить с нами? Пьер и Джудит отнюдь не были их соседями. Я и видел-то их раз в год. Алан уставился на свой бокал, медленно вращая его между ладонями. Когда он понял, что все это время избегал упоминания о детстве Эбони, ему еще сильнее захотелось прояснить этот вопрос. Он поднял голову, твердо решив расспросить ее о жизни с родителями.
— Да? — Она склонила голову набок и улыбнулась ему. Улыбка была такой невинной, что у него стало тепло на сердце. К черту все это, он не хочет знать ничего, что могло бы рассеять эту иллюзию невинности. Не сейчас. Не сегодня.
— Что да? — переспросил он с намеренно глуповатым видом.
В ее улыбке мелькнуло понимание.
— Ты собираешься о чем-то спросить меня. Я вижу по твоему лицу.
Он натянуто улыбнулся:
— Если ты так хорошо читаешь мои мысли, то слава богу, что ты не мой деловой конкурент. Просто я хочу знать, как твоя нога. Все еще болит?
— Немного беспокоит.
— Может быть, дать тебе обезболивающего?
— Не надо. Лучше налей еще этого вина. Оно такое вкусное.
— Да, неплохое. — Алан наполнил ее бокал доверху, а остаток вылил в свой. — Боюсь, что больше его нет, хотя где-то здесь у меня есть какое-то еще. Хотя не шардоннэ и не охлажденное. Положить бутылочку в холодильник на будущее?
— Сделай одолжение. Надо же использовать то, что тебе не надо будет вести домой машину.
— Кстати, о доме, — вырвалось у Алана, пока он рылся в буфете камбуза в поисках вина, — тяжело, наверное, тебе было в детстве без родного дома. Я имею в виду… вы ведь в основном жили в нанятых квартирах и отелях, не так ли?
И это называется, он решил не будить спящего льва…