Тут же голубые глаза, показавшиеся глубокими и черными под насупившимися бровями, оказались совсем близко, и решительный голос негромко и твердо произнес:
— Не волнуйтесь, все обошлось. Это просто вывих. Я попытаюсь вправить его.
И, бестрепетно просунув сильные руки под спину и круглую попку, Бен поудобнее прислонил девушку к белесому стволу могучего эвкалипта.
Вывих! Голеностопа! Какой ужас!.. Чувствуя себя беспомощной идиоткой, она, кряхтя, потянулась к вздувшейся, потерявшей форму лодыжке, чтобы ощупать и рассмотреть искалеченный сустав, но наткнулась на широкие плечи, заслонившие белый свет:
— Не надо! Лежите спокойно. Я уже осмотрел сустав. Не бойтесь, все будет хорошо. — Удлиненное сухое лицо с яркими блестящими глазами вдруг оказалось совсем рядом, так, что Джуди машинально отстранилась и уперлась головой в широкий ствол — отодвигаться дальше было некуда. Как же быть?
Он придвинулся еще ближе, обжигая ее жаром своего дыхания, одурманивая колдовским блеском глаз, очаровывая восхитительной близостью жадного, жаждущего рта. Глаза девушки сами собой закрылись, обмякшее тело прильнуло к крепкому жилистому торсу и даже не пошевелилось, когда цепкие, ищущие руки пробежали по ее телу куда-то вниз, к ногам. Алчный рот вцепился в мягкие, сладкие губы, сильное тело навалилось на полную, налившуюся грудь, сминая последнее сопротивление, и ее руки сами собой обвились вокруг мускулистой шеи и крепких, неожиданно напрягшихся плеч. Блаженный, самозабвенный поцелуй, длящийся вечность, поцелуй, от которого свет померк в глазах, поцелуй, мощный как взрыв, потрясший ее до глубины души, поцелуй, растворивший все ее существо…
Счастье переполняло ее, каждая клеточка ее тела была наполнена радостью бытия, душа пела, голова легко кружилась, как от шампанского, когда прошла вечность… и удав отпустил ее. Отпустил, отстранился, сияющим взором вгляделся в лучащиеся медовые глаза… и не выдержал — еще раз легко поцеловал в трепещущие, жаждущие губы. Они приоткрылись, как лепестки утреннего цветка, и он, не владея собой, еще раз прильнул к шелковистым, пухлым, влажным подушечкам. Ах, какое блаженство!.. Только бы оно не кончалось!..
…Неожиданно железные клешни сжали ее как куклу и посадили прямо, как на школьной парте.
— Ну? — Строгие глаза учителя испытующе, как на экзамене, заглянули в лицо. — Как? Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно! — Джуди радостно засмеялась, откидывая со лба каштановый водопад кудрей, с удовольствием обеими руками гладя надежные плечи.
Он рассмеялся и опять придвинулся к ней:
— Я тоже! Значит, надо повторить операцию!
— Какую операцию? — Она игриво потянулась к нему губами, но спаситель озорно щелкнул по все еще красному носу-пуговке:
— Пошевели-ка ногой! Все? Прошло? Сможешь ступать?
Изумленная доктор вспомнила о вывихнутой щиколотке и, не веря сама себе, пошевелила ступней — та была в полном порядке, только чуть отекла и слегка ныла.
Бен счастливо рассмеялся:
— Не может быть лучшей анестезии, чем поцелуй! — И, видя, что девушка все еще не может прийти в себя от изумления, пояснил: — Я вправил тебе вывих. Так, чтобы ты не заметила, потому что это больно. Все. Ты здорова. Я же сказал — не бойся!
Потрясенная доктор во все глаза глядела на своего спасителя:
— Как ты умудрился?.. Это же очень сложно — вправлять голеностоп! — И внезапно разъярилась: — Так ты поцеловал меня только из-за вывиха! Ах ты!.. — Поглаживание перешло в бурю коротких крепких ударов, забарабанивших по стойким плечам.
Счастливый Бен расхохотался во все горло:
— Так я и знал! — Он схватил девушку за плечи, не давая вырваться, не давая отстраниться: — Нет, глупенькая! Я люблю тебя! Я по уши влюблен в тебя вот уже три дня, и никакая сила не заставит меня отпустить тебя! — И тут же, не давая ей вздохнуть, вцепился в красные, еще припухшие от первого поцелуя губы, и влюбленные рухнули на колкие сухие листья эвкалипта — как в пуховую постель…
…Ах, сладость поцелуев в пустом осеннем лесу!.. Длинные серебристые ветви возносятся ввысь как трубы органа, и ветер неумолчно шумит в твердых, длинных, чуть изогнутых как пальцы листьях, и они осыпают тебя свадебным флердоранжем… Кони, перебирая длинными мускулистыми ногами, позванивают уздечками и косят влажными карими глазами, смущенно подсматривая за разгоряченными, не помнящими себя от счастья игривыми хозяевами. И никого вокруг — и никого не нужно, и весь мир забыт — только ты и я, и только огромное, счастливое будущее, необъятное, как вселенная, и прекрасное, как любовь!..
…Они вернулись на ферму, сидя на одной лошади.
— Я не позволю тебе ехать одной, — категорически заявил потерявший голову Бен, сажая млеющую от поцелуев девушку перед собой и крепко прижимая к себе. — Хватит одного падения!
— Падения в твои объятия? — Расшалившаяся ведьмочка защекотала его подбородок копной распушившихся волос, и он с наслаждением зарылся носом в шелковый водопад. — Тебе хватит?
— Погоди, дай только добраться до дома! — рокотал в маленькое ушко грозный наездник, прижимая к себе Джуди и чувствуя, как все холодеет внутри от близости этого крепкого, ладного, упругого тела. Такого желанного, такого необъяснимо дорогого…
О, сегодня будет сказочная ночь! Не только у красавчика Итамара! Уж он-то постарается разогреть эту вакханку так, что сам козлоногий Пан лопнет от зависти вместе со своим Дионисием! Ах, какая она соблазнительная, какая знойная, шальная, страстная — он вкусил уже это блаженство, целуясь и кувыркаясь с ней по траве в роще! А если не в роще, а в удобной широкой кровати? Или под струящимся душем? Или на возбуждающем ворсистом ковре… Ух, какая будет ночь!..
Таким образом, пламенно прижавшись друг к другу, но внешне совершенно спокойные, они выехали на выбитую лошадиными копытами площадку фермы, чтобы спешиться, и тут же стали свидетелями необычной сцены. Шарообразный фотограф Н*, распушив длинный седой хвост и расшаркиваясь в лучших традициях кавалеров двора Его Величества Короля-Солнца, самозабвенно целовал ухоженные ручки Рахели, а весело смеющаяся дама не только не отнимала их, но и наклонялась к широкополой шляпе и что-то радостно ворковала в ответ.
— Ого! — негромко воскликнул Бен, от изумления еще сильнее прижав к себе мягкое податливое тельце. — Кажется, мы не вовремя.
Джуди пискнула:
— Ты раздавишь меня! — Но не сделала никакой попытки освободиться — видимо, исключительно потому, что целиком была занята созерцанием куртуазного общения пожилой пары.
Бен первым спрыгнул с лошади и, вытянув руки, словно маленького ребенка снял Джуди с головокружительной высоты конского крупа. Обеспокоенно посмотрел, как она пробует стать на травмированную ногу, и облегченно вздохнул — криво, косо, хромая, но самостоятельно ступать она могла. Он тут же подтащил к невезучей наезднице большой куб прессованной соломы — сесть, и второй — подложить под больную ногу, и повернулся к резвящейся пожилой паре:
