– Нет, не рассказывала.
– Тебе удалось поговорить с Томом Дениэльсом? – спросил отец. – Его фирма собирается увеличить зарубежные инвестиции.
– Да, я поговорил. Мы решили организовать встречу на следующей неделе.
– Ты должен расспросить ее, когда увидишься с ней в следующий раз.
Дилан повернул голову в сторону матери.
– Сомневаюсь, что увижу ее, мама. Я не намерен снова связываться с Энелайз.
– Но вы такая красивая пара. К тому же Уилсоны – прекрасная семья.
– Пригласи его сыграть в гольф, и дай ему выиграть.
– Спроси своего отца насчет того дома на севере штата. Он все еще принадлежит Уилсонам? Он бы…
Абсурдность ситуации вдруг страшно поразила Дилана, тем более что он уже привык вести два разговора одновременно и не сразу осознал, что происходит.
– Мама, почему бы тебе самой не спросить его? Он сидит рядом с тобой.
Отец и мать удивленно уставились на него. Мать первой пришла в себя. Она покачала головой и поджала губы.
– Дилан… – укоризненно произнесла она.
– Нормальные люди разговаривают с теми, кто живет с ними под одной крышей. Или разводятся и не втягивают других – например, своих детей – в свои мелкие игры.
Отец нахмурился:
– Это не игра, Дилан.
– Ты прав. Не игра. – Марни назвала это жестоким обращением с детьми. Хотя до сегодняшнего момента Дилан не чувствовал, что с ним обращаются жестоко. – Но это ненормальный извращенный образ жизни. – Перед ним вдруг мелькнуло его будущее: через двадцать лет он, возможно, тоже не будет разговаривать со своей женой и не усмотрит в этом ничего странного. – Это продолжается уже долго. Слишком долго. С меня хватит.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что ты имеешь в виду?
Он только что объяснил, но ни один из них даже не посмотрел в сторону другого. И они не видели в этом ничего необычного. Они так давно игнорировали друг друга, что, похоже, действительно утратили способность физически видеть друг друга, если находились не на публике.
– Я больше не собираюсь потакать вам в этом. Хотите, разговаривайте друг с другом, хотите, нет. Мне все равно, потому что я больше не собираюсь вам подыгрывать. Я буду разговаривать с вами двумя только на публике, когда вы ведете себя нормально. Мне слишком дорого мое душевное здоровье, чтобы продолжать этот бред.
– Мы взрослые люди, Дилан.
– Так ведите себя соответственно. А это что? Хватит. – Дилан нажал кнопку интеркома, чтобы попросить водителя остановить машину, и, не дожидаясь полной остановки, открыл дверь. – Доброй ночи.
До дома оставалось всего четыре квартала. Но Дилан предпочел пойти пешком, потратив вдвое больше времени, лишь бы не сидеть еще несколько минут в этой атмосфере. Холодный воздух помог ему унять злость и на родителей, и на себя самого. Выскочить вот так из машины? Едва ли это можно было назвать самым зрелым из его поступков, но он чувствовал себя хорошо.
Странно, что он сохранил хотя бы относительное здоровье после стольких лет жизни в этом сумасшедшем доме. А родители давно убедили себя в том, что это не только приемлемо, но и нормально. Подсовывая ему Энелайз, они подталкивали его к такой же жизни.
Дилан не хотел такой семейной жизни – полной холода, злобы и отчужденности во имя сохранения внешнего благополучия. Но их жизнь не сразу стала такой, а значит, позволять сердцу и инстинктам играть первую скрипку совсем не безопасно. Так где черта? Где зона безопасности?
Ему хотелось стабильности и той крупицы счастья, которую она дает. Неужели это слишком много? Дилан построил свою карьеру на том, что помогал другим людям избегать рискованных для их капиталов ситуаций, и был уверен, что не допустит ничего подобного в своей личной жизни.
Возможно, его участь прожить всю жизнь холостяком. По крайней мере, так он никогда не окажется в ситуации своих родителей. А это уже неплохо.
Когда лифт поднялся наверх, Дилан понял, что это до смешного нелепая мысль. Может, ему пора к психотерапевту? Серьезно. Может, какой-нибудь психиатр способен вправить ему мозги и вывести из этого состояния, потому что сам он точно не мог.
Открыв дверь, он увидел в прихожей свет. На столике лежал запасной ключ и сумочка Марни. Из спальни доносились приглушенные звуки музыки, а в воздухе он уловил аромат духов с нотками цитруса.
Дилан совсем забыл про то, что Марни здесь.
Раздражение и недовольство стали исчезать. Вот то, что лучше всякой терапии. С ней он не чувствовал ни стресса, ни напряжения. С ней было просто. Легко. Как на каникулах. Она воспринимала всякие отклонения от нормы и не заостряла на них внимания. Она не требовала и не хотела от него многого.
Дилан расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и, сделав глубокий вдох, пошел в спальню, с радостью готовясь забыть все на свете.
Марни сидела на кровати, изящно устроившись среди подушек. Лучи света играли на вышивке и блестках ее платья, а сливочная кожа мерцала на фоне темно-синего покрывала.
Невероятное зрелище. Она выглядела потрясающе. От одного взгляда на нее захватывало дух.
Когда он подошел, Марни протянула ему бокал шампанского.
– Что празднуем?
Она подвинулась, освобождая ему место.
– Успешную акцию, конечно.
Дилан чокнулся с ней.
– Это стоит отметить. Ты прекрасно поработала.
Марни пожала плечами:
– Я бы не стала приписывать себе больших заслуг в проведении всей акции, но что касается того, чтобы пообщаться и посплетничать, думаю, я справилась хорошо.
– До меня дошли одни комплименты.
На лице Марни вспыхнула улыбка.
– Это здорово. Я люблю комплименты.
Дилан прижался лбом к ее лбу и скользнул ладонью по ее голому плечу и ключице.
– Сегодня ты выглядишь потрясающе.
Он поцеловал Марни в висок, в щеку и в шею. Она слегка вздрогнула, и Дилан почувствовал губами гусиную кожу.
– Это не тот комплимент, которого я добивалась, но спасибо. – Она провела рукой по лацкану его смокинга. – Ты и сам выглядишь потрясающе. Элегантен, как Джеймс Бонд.
Дилан снял галстук-бабочку и бросил его на ночной столик. Стряхнув с себя смокинг, он швырнул его в сторону и вытащил из рубашки запонки.
– Знаешь, они не очень удобны, но почему-то нравятся дамам, – лукаво заметил он.
– Очень верно. А смокинг для них, как валерьянка для кошек. Сегодня тебе удалось привлечь внимание одной из девушек Бонда.
Дилан бросил на нее взгляд и увидел, что она улыбается от удовольствия.
– Не напоминай.
– Энелайз Уилсон прелестная женщина. – Голос Марни звучал серьезно, но она не удержалась и прыснула. – А твоя матушка, похоже, от нее в восторге.
Энелайз и мать возглавляли список того, о чем ему совсем не хотелось говорить. Дилан вздохнул. Он почувствовал, что возвращается прежнее раздражение.
