Ковбой подошел чуть ближе, и, только сейчас увидев веревку, перекинутую через луку седла, которое он нес, Ханна решила спросить его о Трэвисе. В ту же минуту она почувствовала, как подступает тошнота. Ханна несколько раз торопливо вздохнула, и вдруг все вокруг закружилось, а белый узор на темно-лиловой рубашке ковбоя сделался расплывчатым.
Мужчина схватил ее за плечи, и Ханна ощутила жар его рук в опасной близости от своей груди. Предметы вновь обрели четкие очертания.
— Вам плохо?
— Нет, все в порядке. Можете отпустить меня. — Ханна выпрямилась, радуясь, что дурнота отступает.
Он взглянул на нее, и Ханна снова подумала, что он очень красив, хотя и видно было, что он порядком устал. Сапоги его покрывал слой пыли, а от одежды пахло лошадьми, потом и детской присыпкой.
Детской присыпкой?
— Прошу прощения, я не хотел вас обидеть.
— От вас пахнет детской присыпкой!
— Когда держишь в руках веревку, ладони должны быть сухими.
— Да, я знаю. — А ведь она почти забыла. От Трэвиса, между прочим, никогда не пахло детской присыпкой, даже когда Джастин был совсем маленьким.
— Я привык пользоваться ею, когда мой сын был еще малышом. — Он улыбнулся. — С вами точно все в порядке?
Ханна прищурилась.
— Если вы меня сию же минуту не отпустите, сами увидите, что я в отличной форме.
Он медленно опустил загрубелые руки, но по выражению его глаз Ханна поняла, что понравилась ему.
— Я просто испугался, что вы упадете, у вас было такое бледное лицо.
Ханна подумала, что он тоже побледнел бы, будь он на пятом месяце и страдал бы от тошноты, но промолчала. До сих пор никто ни о чем не догадывался. Кроме того, она полагала, что Трэвис должен узнать обо всем первым, вот только найти бы его!
— Послушайте, мисс, я тут случайно услышал, как вы спрашивали о Трэвисе Ризе. Так уж получилось, но мне тоже надо его разыскать.
— Зачем?
— Я мог бы спросить вас о том же.
Ханна на минуту задумалась. Затем, понимая, что ковбою, вероятно, удастся найти Трэвиса раньше, чем ей, ответила:
— Я Ханна Риз, бывшая жена Трэвиса.
Похоже, он не ждал подобного ответа, хотя и попытался скрыть изумление. Ханна упрямо сжала губы. Почти все ковбои, с кем ей доводилось встречаться, с трудом верили, что Трэвис был когда-то женат.
— А я Девин Бартлетт.
Победитель в состязании гуртовщиков, вспомнила Ханна.
— Вы знакомы с Трэвисом?
— Мы выступали вместе. Как я понимаю, неподалеку от Грили у него есть ранчо, кстати, может, вы знаете, где именно?
— Еще бы не знать! Теперь это мое ранчо. Я развожу там лошадей.
Он удивился. Судя по неодобрению, отразившемуся на его лице, Бартлетт считает ее охотницей до легких денег. Беда в том, что, как и большинству ее знакомых, ему неизвестно, что ранчо давным-давно заложено. Однако он лишь сказал:
— Недавно Трэвис купил у меня необъезженную кобылу, но так и не привез деньги. Вы случайно не знаете, где может быть эта лошадка?
Ханне показалось, что она слышит предупредительный вой сирены. Она даже не стала уточнять, действительно ли это та самая гнедая с белой звездочкой на лбу и белыми носочками над передними копытами. Если Девин Бартлетт заберет у нее кобылу, а Трэвис так и не выплатит ей алименты, она и ее дети окажутся на мели.
— Эта лошадь теперь моя. Вам придется разбираться с Трэвисом.
Заявив это, Ханна решила воздержаться от дальнейших расспросов о Трэвисе, уверенная, что спора теперь не избежать. Собираясь отправиться домой, она повернулась и пошла прочь, но спустя минуту уже второй раз за вечер путь ей преградил широкоплечий ковбой правда, трезвый и весьма решительно настроенный.
— Ханна, эта лошадь — зарегистрированная чистокровка, и у меня есть все документы на владение, — спокойно сказал Девин. — Она никогда не принадлежала Трэвису, а потому не принадлежит теперь и вам.
Не принадлежала? Ханна нервно облизала сухие губы. Черт бы побрал Трэвиса! Он ни словом не обмолвился о том, что не удосужился оформить документы на лошадку. Ханна выпрямилась.
— Могу только повторить, что вам придется улаживать это дело с Трэвисом. Эта лошадь стоит столько же, сколько он мне задолжал по алиментам.
Девин, присвистнув, сдвинул шляпу на затылок, и глаза его подобрели. Ханне стало жарко — даже Трэвис никогда не смотрел на нее с таким сочувствием. Впрочем, недолго счастье длилось. Помолчав, Девин снова заговорил, и она поморщилась от его холодного тона:
— Для меня чистокровка означает примерно то же самое. Я развожу и объезжаю лошадей, чтобы было чем прокормить сына.
Девин стоял перед ней, поигрывая желваками. Напряжение разрядил темноволосый мальчик. Быстро подойдя к отцу, он весело поинтересовался:
— Ну что, пап, пошли поищем противного Риза, который украл нашу кобылку?
Ханна, не веря собственным ушам, резко выдохнула. Мальчик снова неприязненно взглянул на нее. Ему, наверное, было лет двенадцать-тринадцать. Сходство с отцом было удивительно, только волосы чуть темнее, и одет в черную футболку с изображением вставшего на дыбы мустанга.
Девин сухо ответил:
— Си-Джей, познакомься, это Ханна Риз. Она была замужем за Трэвисом.
Сын Девина взглянул на нее так враждебно, что Ханна поежилась.
— И она знает, где Ракета?
— Полагаю, леди хотела бы сперва взглянуть на документы о владении, а уж затем можно будет переходить к делу.
Да как они смеют говорить о ней так, словно ее тут нет? Видимо, этот Девин не удосужился научить мальчика хоть каким-то манерам. Кстати, ей нет дела до чертовых документов!
— Я уже сказала, что вам придется разбираться с Трэвисом. А теперь прошу прощения, мне пора…
Девин удержал ее, коснувшись плеча, и тут же опустил руку, так как она напряженно застыла.
— Я сейчас схожу за документами, они в моей сумке в раздевалке, и попробую разузнать что-нибудь о вашем бывшем муже.
Ханне отчаянно хотелось найти Трэвиса, но было ясно, что Девин найдет его раньше. Тем не менее лошадь она не отдаст, пока на ее счете в банке не окажется вся сумма алиментов!
— Хорошо, я подожду здесь.
— Си-Джей, ты тоже останься. И смотри, будь повежливее.
Девин зашагал прочь, и сердце Ханны учащенно забилось. Ну почему, черт возьми, темноволосые ковбои так действуют на нее!
Тут она спохватилась: Си-Джей наблюдал за ней, прищурившись, как взрослый, словно читал ее мысли.
— Сколько тебе лет, Си-Джей?
— Тринадцать. Почти. — Он окинул ее оценивающим взглядом, точь-в-точь как его отец. — А вам сколько?
— Двадцать пять. Почти.
