Они купили и остальные игрушки, потом отправились в Каларидж на ланч, и Трикси поглощала изысканную еду с восторгом ребенка, которому закатили настоящий пир. Крийн, к своему удивлению, вдруг понял, что и сам получает удовольствие от ее радости. Охваченная возбуждением Трикси в глубине души лелеяла надежду, что с этого прекрасного утра они будут больше времени проводить вместе…
Она ошибалась – следующие два дня она почти не видела Крийна и не увидела бы еще дольше, если бы в больнице не намечался бал. Он поинтересовался, не нужно ли ей новое платье для такого случая, оставил на столе пачку денег и позвонил днем, напомнив, чтобы она была готова выехать из дому в восемь часов.
– Сначала будет обед, – сказал он. – Несколько человек из Больничного комитета…
– А где это будет?
Нетерпеливым голосом он пояснил:
– В больнице. Танцы начинаются в половине девятого, все обычно собираются на пару часов позже. – Он отключился, вероятно задумавшись о системе желез внутренней секреции…
Трикси твердо решила быть хорошей женой – но тут вышла из себя. Бал Года, а она предупреждена едва ли за два дня! Правда, у нее было несколько платьев, но разве годились они для такого серьезного случая? Кроме того, ей так хотелось произвести надлежащее впечатление на старшую сестру Беннетт!
Денег, оставленных на столе, оказалось довольно много. Она поехала на Найтсбридж в надежде найти что-нибудь подходящее. Нашла не скоро, но вещь того заслуживала. Приглушенных тонов розы на бледно-зеленом фоне поверх шелковой юбки, отлично сочетающиеся с нежнейшими оттенками цветов; ко всему этому великолепию – розовые атласные туфельки и маленькая сумочка из золотой сеточки на запястье. Она добавила к наряду еще и тонкую как паутинка кашемировую шаль. Теперь единственное, что оставалось сделать, – это помыть волосы и наложить на лицо маску.
За завтраком Крийн оторвался от писем и спросил:
– У тебя все готово для вечера? Сегодня я еду в Бирмингем, но к началу восьмого вернусь.
Она не была уверена, услышал ли он ее уверения в том, что она вполне готова, но, когда предположила, что, вернувшись, он захочет немного сэндвичей с кофе, он поднял голову:
– Спасибо, буду рад. И завари себе крепкий чай, Беатрис; чай притупляет действие алкоголя…
Она окинула его холодным взглядом.
– Ты хочешь сказать, что я могу позволить себе выпить больше, чем требуют приличия?
Он встал из-за стола.
– О Боже, нет, но шампанское на голодный желудок… – Он опустил руку на ее плечо. – Увидимся вечером. Мой номер телефона в кабинете.
Когда он вернулся, Трикси, уже одетая, работала в гостиной над гобеленом. Она услышала, как он входил в дом, но осталась, где была; поудобнее устроилась в кресле у камина, в теплом розовом свете лампы, стоящей на подлокотнике, платье нежно струится по ногам… Она чувствовала, что выглядит прекрасно, и надеялась, что Крийн это оценит.
С книгой в руке он вошел в комнату. Оживленно поприветствовал ее и быстро прошел к своему креслу. Ей показалось, будто он умышленно не взглянул в ее сторону.
Трикси проглотила обиду, выместила злость на гобелене и справилась о том, как он провел день.
– Ешь сэндвичи, они совсем свежие.
В голосе ее звучали едкие нотки, но ее вполне можно было за это простить.
Вскоре он вышел переодеться, а Трикси продолжала сидеть, пытаясь взять себя в руки. Он устал, говорила она себе, и, вероятно, все еще думает о пациенте; в конце концов, он вполне ясно дал понять, что работа намного для него важнее, чем что-либо другое; да и предстоящий вечер для него – не что иное, как пустая трата времени.
Когда он спустился вниз, она уже полностью успокоилась.
Предстоящий бал она ждала без всякого нетерпения, однако получился самый настоящий праздник. Ее посадили меж двумя старшими консультантами, которые величали ее маленькой леди и подливали ей вина, и, хотя это был официальный обед, благодаря Рождеству он превратился в очень веселый вечер. Крийн, сидя напротив Трикси рядом с внушительных размеров дамой, улыбался всякий раз, когда они встречались глазами, а у нее появилась прекрасная возможность понаблюдать за ним. Трикси с радостью отметила, что сейчас он не витает в облаках; и было очевидно, что и он, и его соседка вполне довольны друг другом. Когда он в следующий раз улыбнулся ей, она ответила прохладным взглядом.
Бал был уже в полном разгаре, и Крийн молча повел ее на танцплощадку.
– За обедом ты как-то неприязненно посмотрела на меня, – шепнул он ей на ухо. – Я что, что-то сделал или, наоборот, не сделал? Словом, я тебя расстроил?
– Ничего подобного, – ответила Трикси, уткнувшись носом в его накрахмаленную манишку. – Какой замечательный вечер. – Голос у нее был ледяной.
– Согласен, превосходный, и мне все по-прежнему со всех сторон твердят, что я сделал удачный выбор.
Трикси высказала «фи» его манишке, а он засмеялся и прижал ее ближе, чем того требовал танец.
Она танцевала целый вечер, а в промежутках болтала со старыми друзьями и пару раз даже столкнулась нос к носу со старшей сестрой Беннетт. Та с нескрываемым раздражением произнесла:
– Должно быть, теперь я должна звать вас госпожой…
– Не зовите, раз не хотите, – сказала Трикси. – Я ничуть не изменилась, как видите.
Раздались вступительные такты последнего вальса, и она, потеряв Крийна из виду, готова уже была пойти танцевать со своим соседом по столу, как вдруг словно из-под земли появился профессор и взял ее за руку.
– Прости меня, – смеясь, сказал он, – мне нужно было переброситься парой слов с Джонсоном. Тебе здесь нравится?
– Да, спасибо… – Она прикрыла глаза и представила, будто он любит ее и никогда больше не оставит одну; в конце концов, помечтать никогда не вредно…
До дому они добрались почти в два часа ночи. Войдя в холл, Трикси на мгновение остановилась, и Крийн спросил:
– Хочешь выпить?
Она тихо отказалась, бросила шаль на стул и побрела к лестнице. «Спокойной ночи» она произнесла почти шепотом.
Профессор догнал ее уже на первой ступеньке.
– Тебе очень к лицу это платье, и глаза блестят так ярко… Не думай, что я только сейчас это заметил. Сегодня вечером, сидя у огня в свете лампы, ты была прекрасна.
Он внезапно наклонился и поцеловал ее – сначала грубовато, потом мягче… Сердце ее громко заколотилось.
– О, – выдохнула Трикси, выскользнула из его рук и взбежала по лестнице, плохо понимая, что делает…
Он молча проводил ее глазами, слегка улыбнулся и пошел в свой кабинет, сопровождаемый верным Цезарем. Спать не хотелось совершенно.
За завтраком Трикси было немного не по себе; но он взглянул на нее так же, как и каждое утро, и небрежно поздоровался. Покраснев, она села напротив него, отхлебнула кофе и чуть не выронила чашку, когда он сказал:
