Беспокойство, страх, даже остатки сомнений оставили ее. Андреа по-прежнему не знала, что он за человек, и сейчас ей было все равно. Зак был рядом с ней, они шагали бок о бок, и Андреа была счастлива. «Может быть, этот вечер — все, что у нас есть, единственный вечер наедине, вдали от Сент-Майкла. А если так, то пусть он превратится в сказку», — думала Андреа.
А они все шли и шли, рука в руке, и, хотя о коллекции Нэвилла не было сказано ни слова, разговор в конце концов перешел на драгоценные камни. Иначе и быть не могло. Ювелирное искусство давно стало неотъемлемой частью жизни каждого из них. Пока они шли улицами Сан-Хуана, Зак рассказывал ей о своем ювелирном магазине в Нью-Йорке. В ее воображении, как живые, представали видения переполненных, похожих на соты зданий, банкротства скупщиков и продавцов, звучали какофонией торгующиеся голоса.
— Это безжалостный мир, но я уже знал, с чем имею дело, жаль только, что понимание обошлось мне слишком дорого. А начинал я в еще более жестоком месте, чем Седьмая авеню.
Они шли, держась за руки, и Зак рассказывал Андреа о своей первой поездке в Рио, о старом мексиканце, торговце бриллиантами, который взял его под свое крыло и помогал неопытному новичку вовремя распознавать подводные камни и скрытые течения самого безжалостного, казалось, дышащего конкуренцией мирового рынка.
— Бывало, что я ошибался, — признал он, — но на ошибках учатся. Зато я стал разбираться в бриллиантах. Пройдя через огонь, воду и медные трубы, — сказал он и ухмыльнулся.
И вот они гуляют по пляжу, туфли несут в руках. Зак закатал свои брюки. Кромка прибоя наползает на босые ноги, и в лунном свете видны разлетающиеся брызги. Зак рассказывает. Андреа слушает. Он делится с ней тем, о чем отказался говорить в Дрого-Мэнор: воспоминаниями о своих приключениях на алмазных копях по всему миру.
— Я научился находить то, что мне нужно, и знаю, как это получить. Но я всего лишь бизнесмен.
— И немного сорвиголова, — предположила она и приподняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
В ее взгляде сквозило нечто сродни восхищению.
Зак улыбнулся:
— Может быть. Но если я — сорвиголова, то вы настоящий сыщик. Да, конечно же, я знаю несколько слов, которые имеют к бриллиантам прямое отношение. Выучил, как детский стишок: цвет, огранка, карат, чистота, а вы так просто мастер. Как вы к этому пришли, Андреа, с чего начинали?
Они сели бок о бок у стены, вытянув ноги на песке. И Андреа рассказала ему о годах, проведенных рядом с отцом, о занятиях на факультете под руководством синьора Фарнезе.
— Наверное, мы и впрямь становимся сыщиками, когда приходится определять происхождение драгоценностей. По крайней мере те из нас, кто этим интересуется. Вещь сама говорит за себя: в огранке, оправе, даже в подборе камней таятся подсказки. Мода правит миром. Так было всегда.
Зак закинул голову, прищурился, глядя на звезды.
— Ох уж эти женские причуды, — произнес он и, словно случайно, провел ладонью по ее руке.
— Мужчины тоже не без греха, — напомнила ему Андреа. — Короли Саксонской династии были неравнодушны к жемчугу, а римские папы — к сапфирам, считалось, что это драгоценный камень добродетели, верности и правды. Да и о радже Цейлона забывать не стоит.
— Ни за что, — лукаво улыбнулся Зак. — Так чем же он запомнился?
— По преданию, у него был рубин величиной с кулак взрослого мужчины. Каждое утро и каждый вечер он натирал свое лицо этим камнем, чтобы продлить молодость.
— И как?
— Говорят, что до самой смерти, а умер он в девяносто лет, радже удавалось сохранять юношеский цвет лица.
Зак рассмеялся:
— Ну. Если так говорят…
— Так или иначе, но рубины были излюбленными драгоценными камнями многих знаменитых фамилий: им отдавали должное и герцоги Мальборо, и Медичи…
Андреа боялась вздохнуть. Она ждала. Впервые за этот вечер она намекнула на ту неопределенность, загадку, все еще стоящую между ними. Лунный свет мягко обволакивал черты Зака, но в его глазах она заметила лишь интерес. Ничего больше. Андреа смогла перевести дыхание. Она почувствовала облегчение и поняла, что больше ни разу за этот вечер не вспомнит о коллекции Нэвилла.
— Клеопатра, конечно же, питала страсть к изумрудам, — самозабвенно продолжала Андреа.
— Ну конечно. — Зак подождал и прыснул со смеху. — Сдаюсь. Почему?
— Из-за своих знаменитых медных волос. Так повелось с давних пор. Изумруды больше всего идут рыжим.
Рука Зака, нежно гладившая плечо Андреа, остановилась. Он потянулся, чтобы повернуть ее лицом к себе.
— Что ж, мне есть что им сказать, — мягко проговорил он, бережно касаясь ее волос. — Здесь, на пляже Сан-Хуана, есть одна брюнетка, которая затмит их всех, вместе взятых, даже если они будут с ног до головы увешаны изумрудами, потому что, — он наклонился и нежно поцеловал ее в губы, — зелень ее глаз сияет как самые прекрасные из этих самоцветов. — Он вновь прикоснулся к ее губам и прошептал: — Какой изумруд прекраснее всех, а, Андреа?
— Я… я бы сказала, что изумруд в форме листа клевера, который Наполеон III подарил императрице Евгении.
Андреа пыталась унять дрожь в своем теле.
— И где же он теперь, Андреа? — еле слышно спросил он.
— Я… я не знаю. — Сейчас она знала только то, что он собирается еще раз поцеловать ее. — Кажется, он утерян.
— Ну что ж, нам осталось только найти его, — сказал он и приник к ее губам, теперь уже требовательно, нетерпеливо.
Ее руки обвились вокруг шеи Зака, и вся она подалась навстречу поцелую, желая, чтобы он длился и длился, непрерывно, бесконечно, чтобы ничто не могло этому помешать. Этот жадный, долгий поцелуй согрел и пробудил ее, как солнечные лучи согревают и пробуждают землю. И в это мгновение даже ясное звездное небо, даже лунный свет дарили им тепло.
Сильные, крепкие руки Зака обхватили Андреа, и они упали на песок, не размыкая объятий, не прерывая поцелуя. Когда, века спустя, их руки разжались, Андреа заглянула в лицо склонившегося над ней Зака и окунулась в глубокий омут его темных, горящих глаз. И он покрывал поцелуями ее отяжелевшие веки, ее скулы, шею, бормотал что-то невнятное, чувствуя, как тело Андреа отзывается на каждое прикосновение, каждое слово.
Внезапно Зак оттолкнул ее от себя и вскочил, издав низкое гортанное рычание. Вскочил и остался стоять над ней, глядя на распростертое у его ног тело. Он подал ей руку. Андреа вложила свою узкую кисть в протянутую ладонь, и он одним движением поставил ее прямо перед собой. Ветерок швырнул несколько прядей в лицо Андреа. Зак поднял руку и откинул волосы назад, и когда она подняла глаза, в них, словно в зеркале, отражалась его страсть.
