— Не прикасайся ко мне!
Итан нахмурился и с тревогой вгляделся в ее распухшее от слез лицо.
— Что случилось?
— Ничего! — крикнула она. — Уходи!
— Ты заболела?
— Нет.
— А что тогда?
— Ничего.
— Перестань говорить «ничего», когда совершенно ясно, что что-то случилось, — мягко сказал Итан. Он взял ее за плечи и повернул к себе. — Скажи мне.
Она отчаянно замотала головой.
— Моника приезжала?
Она снова тряхнула головой.
— Что тогда? Ради Бога, Дорис, скажи, в чем дело?
Глаза ее наполнились слезами. Оттолкнув его, она прошептала:
— Кажется, я беременна.
Потрясенный, Итан на мгновение потерял дар речи.
— Но ты говорила…
— Что принимаю противозачаточные таблетки. И я действительно, — еле слышно прошептала Дорис, — предохранялась, но, видимо, раз или два забыла это сделать. Или причина в другом, я не знаю… Не смотри на меня так! Это получилось не нарочно! Я не ожидала… не хотела… тебе говорить, и мне от тебя ничего не нужно!
— Понятно, ты ведь даже не собиралась сообщить мне. Это мой ребенок? Что я говорю, — конечно же мой! Прости меня. Прости. Мы поженимся и…
— Не говори глупости, — перебила его Дорис. — Сейчас не средневековье. В наше время не женятся из-за беременности. И вообще, это еще может оказаться ошибкой.
— Но ты ведь так не думаешь?
Дорис покачала головой, и ее глаза вновь наполнились слезами. Если раньше она ничего не хотела ему говорить, то теперь не могла остановиться. Она чувствовала, что должна положить конец его донкихотству.
— Мне хорошо известно, что тебе не нужна ни жена, ни семья. Ты сам много раз говорил об этом. И потом, даже если я беременна, еще не поздно сделать аборт…
— Нет! — с нажимом сказал Итан. — Нет, — медленно повторил он, — я не хочу этого.
Дорис тоже не хотела, сама не понимая почему. Ведь когда она впервые заподозрила, что беременна, ее первой мыслью было именно это — сделать аборт. Но сейчас она твердо знала, что оставит ребенка.
— Я не хочу, чтобы ты на мне женился, Итан, — спокойно проговорила она. — Думаю, теперь я могу выпить чаю.
— Я приготовлю. Сядь, Дорис.
Она послушно села и сцепила руки на столе. Теперь, когда он все узнал, Дорис испытала невероятное облегчение, словно с ее плеч сняли тяжелый груз. Она нашла носовой платок, высморкалась и вытерла слезы.
Итан поставил перед ней чай и уселся напротив.
— Я не нарочно, — тихо сказала она.
— Знаю. Я испытал что-то вроде шока, — признался он со слабой улыбкой.
— Я тоже.
— Ты была у врача?
Дорис отрицательно покачала головой.
— Тебе надо сходить, — заботливо попенял ей Итан.
Он немного отпил остывшего кофе и вздохнул:
— Почему ты не хочешь выйти за меня замуж?
— Ты знаешь почему.
— Думаешь, что я тебя не люблю?
— Я в этом уверена.
— Я стану отцом, — мечтательно произнес Итан. — О Боже!
— Прости меня.
— Что ты такое говоришь!
Видя, как Дорис опустила глаза и судорожно стиснула чашку, Итан вдруг испытал сильнейшее желание защитить ее. Она выглядела такой потерянной, такой печальной. Но даже с опухшим лицом и покрасневшими глазами была необыкновенно красива.
— Понимаешь, мое представление о тебе было во многом испорчено тем, на что намекала Моника, — задумчиво сказал он. — Ведь я почти совсем не знал, какая ты на самом деле. Какой ты была до того, как все это случилось. А мне нужно понять. Поговори со мной, Дорис.
— Какой в этом смысл? Я любила тебя, а ты…
— Предал тебя? Так же, как и Моника, — закончил он за нее. — Я знаю.
Дорис с вымученной улыбкой водила пальцем по столу.
— Она сказала, что это было отвратительно, — вдруг припомнила Дорис.
— Что? — ласково спросил Итан.
— Мы с тобой. Она видела нас на полу, в кухне.
— Правда? — усмехнулся он.
Дорис сердито вскинула на него глаза.
— Тебя это совсем не волнует?
— Нет. Мне это не показалось отвратительным. А тебе?
Невольно улыбнувшись, Дорис снова принялась исследовать стол.
— Я-то думала, что мне всегда везет! — с горечью сказала она.
— Потерять в раннем детстве обоих родителей — вряд ли это можно назвать везением.
— Но мне и тут повезло, меня взяла к себе тетя. Она была добрая, милая и очень меня любила.
А у этого малыша, который еще не родился, не будет ни доброй тети, ни даже нормальных родителей. Это было так печально! Она-то всегда надеялась… Вздохнув, Дорис стала пить чай.
— В сущности, все зависит от того, как к этому относиться, — продолжал Итан. — В отличие от тебя, Моника всегда считала себя очень невезучей. Ее родители умерли. А когда она попала к добросердечным людям, готовым любить ее, как родную дочь, то отвергла их заботу и предпочла страдать.
Дорис удивленно взглянула на Итана.
— Я заезжал к ним после того, как ты исчезла. Они переселились в Йорк. Уехали, оставив коттедж своей приемной дочери. Здесь они жили тихо, почти ни с кем не общаясь, и мы только от Моники знали, что это за люди. Как выяснилось, мы все заблуждались на ее счет, а значит, и о них могли судить неверно.
— А вы их осуждали?
— Да.
— Ты рассказал им о том, что произошло?
— Не все. И знаешь, это их не удивило. Похоже, все, что они делали для нее, воспринималось в штыки. Ей хотелось луну, не меньше, а звезды ее не устраивали. Они не были ее родителями, и она не желала считать их таковыми. Моника всегда относилась к ним настороженно, даже неприязненно, и позволяла всем вокруг считать, что с ней плохо обращаются. А это было совсем не так. Она никогда не навещает их, не звонит и не пишет.
— Я ее всегда очень жалела.
— Как и все мы.
— Мне казалось, что у нас много общего. Что эту связь нельзя разорвать. Но при этом я считала, что мне повезло гораздо больше, потому что меня любили. Она много раз проводила у нас школьные каникулы. Моя тетя ужасно баловала ее, пыталась сделать хоть что-нибудь, чтобы порадовать бедную девочку, которой так плохо живется дома.
— Ее приемные родители никогда не пытались защитить себя, оправдаться в глазах окружающих. Они просто становились все незаметнее и тише, и однажды просто уехали. Ты, Дорис, всегда и во всем видишь положительную сторону, а Моника, похоже, старалась найти отрицательную. Все это, конечно, я понял только потом.
— А что скажет твоя мать? Про ребенка? Ты ей сообщишь?
Итан загадочно улыбнулся.
— Непременно. Скрыть такую новость было бы очень неразумно с моей стороны. Если она узнает об этом от кого-нибудь еще… Моя мать очень… Я хотел сказать, властная, но это не так. Она обожает все организовывать, считая, что лучше всех знает, кому что нужно. Упоминать в ее присутствии, хотя бы вскользь, о своих пристрастиях весьма опрометчиво. Если это вызывает ее одобрение, матушка поставит своей целью во что бы то ни стало помочь. В противном случае лучше сразу забыть об этом. Я очень рано научился многое от нее скрывать. Знаешь, мне долгое время пришлось брать уроки игры на фортепиано — и все из-за того, что в пять лет я обмолвился о том, что люблю слушать, когда играют на пианино.
