— В то время я так не думала. Моей целью являлся выигрыш пари. Если бы кто-нибудь предупредил меня тогда, чем все это обернется…
Лаванда опять замолчала и, чтобы скрыть отразившуюся на лице муку, сделала вид, будто смотрит в окно. Индия встала и, подойдя к ней, обняла за плечи.
— Ты сказала Ридли правду или он пока остается в неведении?
— Сказала… несколько часов назад.
— И?..
— Он мне не поверил. Не поверил даже тогда, когда я показала ему кимоно Лотос. Николас обвинил меня во лжи…
Лаванда вдруг громко, слишком громко рассмеялась. По мелкой дрожи, сотрясшей ее тело, Индия догадалась, что у подруги начинается истерика. Она усадила ее на стоящую неподалеку кушетку и принесла ей стакан воды, заставив выпить.
Постепенно смех Лаванды перешел в короткие всхлипы, а затем она и вовсе затихла, словно впала в забытье.
Индия, сев рядом, держала ее за руку и терпеливо ожидала, когда спокойствие вернется к подруге. На побледневшем от переживаний лице Лаванды виднелись следы испарины, опущенные ресницы изредка вздрагивали, давая понять, что она не спит, а скорее дремлет.
Внезапно начавшийся дождь забарабанил в окно. Его тугие капли требовательно застучали по стеклу, будто стремились ворваться внутрь.
Лаванда распахнула глаза и попросила:
— Впусти его…
— Кого? — На мгновение Индия подумала, что у подруги начался бред, и в ее взгляде промелькнула тревога.
Лаванда заметила это и слабо усмехнулась:
— Дождь… Я хочу, чтобы ты открыла окно…
Выполнив ее желание, Индия прошла в спальню и вскоре вернулась с тяжелым шерстяным пледом в руках. Несмотря на то что зима в этом году выдалась довольно теплая, следовало проявить осторожность. Не хватало еще получить воспаление легких.
Получивший доступ в тепло дождь покрыл мелкой дробью сверкающих в лунном свете капель все, до чего мог дотянуться.
Лаванда почувствовала на губах донесенную ветром влагу и, слизнув, ощутила ее свежий, слегка покалывающий прохладой вкус. Это придало ей сил, словно в жилы проникла живительная мощь стихии.
— Как прекрасно, — прошептала она, не сводя взгляда с вздымающейся, словно полог старинной кровати, шторы. Ветер играл с тканью, заставляя ее принимать самые причудливые формы.
Индия слегка поежилась, плотнее завернулась в плед и поправила его соскользнувший с плеча подруги край. Обнявшись, они сидели, погруженные в мир естественных ночных звуков, изредка нарушаемый резким сигналом автомобильного клаксона.
— Что ты собираешься делать? — спросила Индия, возвращаясь к прерванному разговору.
— Не знаю, — произнесла Лаванда, пожимая плечами. — Наверное, постараюсь забыть о происшедшем и вновь жить, как и прежде: ни о чем не тревожась, занимаясь только работой.
— Но ведь рано или поздно ты встретишь Ридли на каком-нибудь приеме или в гостях у друзей. Тебе не удастся постоянно прятаться как от него, так и от воспоминаний о нем. Что тогда?
Индия бросила на Лаванду обеспокоенный взгляд, опасаясь, что случившаяся трагедия может сломить ее, на долгое время погрузив в пучину страданий.
Лаванда задумалась над словами приятельницы, признавая их правоту. Действительно, каждый день, час, минуту своего пребывания в Лондоне она будет опасаться столкнуться с Николасом, встретиться с ним взглядом. Да и во всей Англии едва ли найдется место, гарантирующее, что здесь между ними никогда не произойдет случайного свидания. Но… кто говорит об Англии?
Внезапное решение, казалось бы, неразрешимой проблемы поразило и одновременно обрадовало Лаванду своей простотой. Она уедет из страны туда, где ей было удивительно хорошо среди умных и заботливых подруг. «Мир цветов и ив» укроет ее в ароматной зелени садов и заставит забыть обо всех тревогах, с недавнего времени поселившихся в сердце.
Лаванда вскочила с кушетки и завальсировала под мелодию дождя, пытаясь привлечь к танцу Индию, растерявшуюся от внезапной перемены в настроении подруги. Она уж было решила, что подобное поведение Лаванды — результат нервного срыва, когда та сообщила ей:
— Инди, завтра я возвращаюсь в Японию… Домой…
Николас метался в постели, находясь на грани сна и реальности. Постоянно сменяющиеся видения терзали его. Танцующая в тени цветущих деревьев Лотос манила к себе обещаниями сладостных утех, а когда он подходил, вдруг превращалась в Лаванду, гневно осыпающую его проклятиями. В какой-то момент кошмар стал столь невыносимым, что Николас вскрикнул и проснулся.
Отбросив влажную от пота подушку в сторону, он обхватил голову руками и сжал виски до ощутимой боли, надеясь таким образом прогнать остатки мучительного сна.
Хотя в окно еще заглядывала умытая дождем ночь, рассвет уже пробивался слабой полоской света на линии горизонта, и это приносило некоторое облегчение.
Значит, день уже близко и скоро улицы заполнят вереницы автомобилей, шумные толпы спешащих по своим делам людей… И он, Николас, сможет избежать тягостного заточения наедине со своими мыслями.
Не желая вновь погружаться в сон, он выбрался из постели и направился в ванную, чтобы принять контрастный душ.
Как только ледяные иглы воды коснулись кожи, одновременно пронзая холодом все тело, Николас со свистом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы, но не сдвинулся с места. Постепенно ощущение дискомфорта отступило, подавленное внезапно обретенной чувствительностью к каждой капле воды.
Николас закрыл глаза, и ему представилось, что это тонкие пальцы Лотос быстрыми прикосновениями пробегают по его телу. Вот они дотронулись до груди, затем скользнули по упругой плоскости живота и, сорвавшись вниз, задержались на мужской плоти.
Николас застонал в предчувствии нарастающего возбуждения… и открыл глаза. Обман! Опять обман, не менее мучительный, чем недавний сон.
— Господи, когда же все это прекратится? — взмолился Николас. Но кроме шума льющейся из душа воды до его слуха не донеслось ни звука в ответ.
Закрутив кран до упора, он обернул бедра полотенцем и вернулся в спальню, которая уже наполнилась солнечным светом нового дня…
Спустя час Николас уже подъехал к дому, в котором находилась квартира Лаванды, но выходить из машины не торопился. Глядя на двери, выпускающие и впускающие жильцов, он размышлял над тем, что скажет ей, перебирая в уме продуманные фразы.
Нет, ему все еще трудно было смириться с ее обманом, однако и забыть о той нежности, которой она его одаряла будучи Лотосом, тоже не представлялось возможным. Николасу не верилось, что чувства, о которых говорила красавица гейша, были сплошь фальшивыми.