— Понятно.
— Я имел в виду последний день. То, как я себя повел. То, что я сказал. То, что я не сказал. Когда ты сказала, что влюблена в меня…
Ханна поежилась. Лучше бы он использовал какой-нибудь эвфемизм, обозначил ее признание по-другому. Тот факт, что ее любовь не была взаимной, причинял ей такую же сильную боль, как и раньше, пусть даже он и пришел, чтобы каким-то образом возместить ущерб.
Она встала и принялась расхаживать по комнате.
— Ханна, я был застигнут врасплох. И не по тем причинам, что ты думаешь. Потому что это была ты.
— Ясно… — сказала она, хотя понятия не имела, к чему он вел.
— Я знаю тебя, Ханна. Я знаю, что ты прошла через потери. Я знаю, что ты тоже была отвергнута дорогим тебе человеком. Я знаю, что у тебя светлая душа, а еще ты вдумчивая, осторожная и внимательная. То, что такая женщина, как ты, смогла отбросить все сомнения и полюбить меня… — Он посмотрел на нее, прижав к груди руку. — Меня. Мужчину, который никого не впускал в свою жизнь, если был риск его потерять. Это был самый мужественных поступок, который я когда-либо видел.
Нет уж. Больше никаких расхаживаний по комнате. У Ханны только что подогнулись колени.
— Брэдли, я…
Он поднял руку, прерывая ее. Ему нужно было закончить. И как же Ханна хотела этого!
— Именно поэтому я замер, когда ты сказала мне о своих чувствах. Я был к такому не готов. Я плохо это воспринял. Мне стыдно даже вспоминать об этом. В твоих глазах было выражение… боли. Если б я мог, я бы забрал ее назад.
— Брэдли, — начала она умоляющим голосом, слыша бешеный стук своего сердца в ушах. Но он снова поднял руку. Она прикусила губу с такой силой, что ощутила на языке металлический привкус крови.
— И за все это, — сказал он, — я прошу у тебя прощения.
Сердце чуть было не выпрыгнуло у нее из груди. Этот разговор совершенно не был похож на их последнюю стычку. Больше не было прощания. Чувство было такое, словно вот-вот случится что-то необыкновенное.
— Брэдли…
Он снова прервал ее, не желая останавливаться, пока нужные слова были на языке. Ханна поднесла руку ко рту.
— Я знаю, что потребовалось много времени на то, чтобы сказать это, но правда в том, что моя холостяцкая независимость бледнеет по сравнению с тем, что ты любишь меня. Я могу только надеяться, что я не слишком поздно.
Он сделал два нерешительных шага по направлению к ней. Наконец-то. Все ее тело стремилось к нему, как цветок навстречу солнцу.
— Ханна, — сказал он хрипло.
— Да, Брэдли?
И в первый раз за все это время на его лице появилась улыбка. Медленная, сексуальная, до боли знакомая улыбка. И, виновато пожав плечами, он сказал:
— Я пришел, чтобы сказать, что только ты мне нужна.
Его отсылка к песне, которую они пели вместе, заставила ее рассмеяться от души. Но неудержимое веселье тут же сменилось сладкой болью в груди.
Он поставил себя в максимально неудобное положение, чтобы поставить точку в проблеме, которая не давала ей покоя всю ее жизнь. Этот жест был продиктован любовью. Чистой и простой.
Она должна была понимать, что он — человек действия, не слов. Как мужчина, который никогда не знал любви, мог выразить ее? Что ж, она просто должна ему показать. Снова, снова и снова. Каждый день, до конца их жизни.
Начиная с этого дня.
Она приблизилась к нему вплотную и взяла его лицо в ладони.
— Брэдли Найт. Ты, мой неотразимый, упрямый мужчина, и есть тот, кто мне нужен. Мне нужно было догадаться, что тебе потребуется больше времени. Я всегда знала, где скрывается настоящий потенциал.
И он расхохотался — гулким, резонирующим в тонких стенах старой квартирки смехом.
— Ты самая бесстрашная женщина из всех, кого я знаю.
Ханна пожала плечами, зарываясь пальцами в мягкие волосы у него на затылке:
— Это одна из моих лучших черт.
Она притянула его к себе и поцеловала. Не сдерживаясь, не стесняясь, даря ему каждую частичку своей любви. Брэдли подхватил ее одной рукой под колени и, подняв на руки, положил на диван. Она с удовольствием потянулась, утонув в ворохе подушек.
Его глаза блестели, когда он навис над ней.
— Этот диван такой мягкий, что мне страшно: вдруг я не смогу подняться, когда окажусь на нем рядом с тобой?
Она приподняла одну бровь:
— А что, это плохо?
Его взгляд жадно рыскал по ее телу, пока он медленно просовывал руку под ее свитер, побуждая ее безотчетно тянуться к долгожданному прикосновению.
— Вовсе нет.
Рано или поздно им пришлось разомкнуть объятия. К тому моменту оба они были разгорячены и полны тихой радости, которой прежде не знали.
Брэдли поцеловал Ханну в самый кончик носа.
— Никогда не думал, что это скажу, а тем более почувствую. А потом пришла ты. Я люблю тебя, Ханна Гиллеспи.
О человеке судят не по словам, а по делам, но как же было приятно услышать эти слова!
Она крепко обвила его руками и прошептала на ухо:
— И я люблю тебя, Брэдли Найт.
— Рад это слышать.
— Хочешь услышать это еще раз?
Он задрожал, почувствовав тепло ее дыхания на шее.
— Позже, — прошептал он, накрывая ее губы своими.
Намного позже, когда солнце садилось над Мельбурном, они стояли у маленького оконца, глядя на урбанистический пейзаж, простирающийся перед ними.
Ханна прислонилась спиной к груди Брэдли, он держал ее за талию и касался носом ее макушки. Ее родители тоже часто стояли вот так, обнявшись, на балконе, когда она была маленькой.
Она была счастлива. Влюблена.
— То, что я сказал раньше… я на самом деле имел в виду.
— Искренне на это надеюсь. Иначе бы я не позволила тебе то, что только что произошло на диване.
Его грудь завибрировала от смеха.
— Я про то, что ты — та самая для меня. Единственная. Никогда еще другой не было и точно не будет. Судьба не будет так щедра ко мне дважды.
Она шлепнула его по руке:
— Смотри мне!
Он обнял ее за талию, скользнув пальцами под свитером по ее теплой, чувствительной коже.
— Таким образом, у меня созрело предложение.
— И я на него соглашусь?
— Я надеюсь, что да, потому что австралийский закон запрещает двум людям жениться, если один из них против.
Она удивленно моргнула, глядя на него снизу вверх:
— Извини, ты сейчас что сказал?
— Ты — та самая, — пояснил он, глядя ей в глаза.
— А теперь, когда я нашел тебя, нет смысла ждать. Выходи за меня.
Ханна потеряла дар речи.
— Да ладно тебе, — сказал он наконец, резко потянув ее на себя. — Ты и правда думаешь, что мы сможем найти кого-то другого, кто будет готов выносить нас и мириться со всеми нашими недостатками?
