«Это я, – сказала Млада. – Доложите моей родительнице, что я со смотрин вернулась».
За воротами что-то буркнули, и окошко закрылось. Млада чуть улыбнулась гостям:
«Ждём. Внутрь вам нельзя: тайны оружейного дела мастера оберегают. Да и волшба, без которой оно не обходится, опасной может быть. Мастера-то в защите работают – даже если и отлетит что-то ненароком при ковке, то ничего, а вот простой человек незаживающую рану получит».
Ждана и её родители с почтительным страхом взирали на широкие ворота, за которыми творилось таинство рождения чудесного оружия. И не только его: белогорские мастера-оружейники изготавливали инструмент для горного дела, который резал камень, как масло, и вплетали нитки чар в украшения.
Наконец в одной из створок ворот открылась калитка, и навстречу гостям вышла женщина-кошка такого огромного роста, что даже отец Жданы смотрел на неё снизу вверх. Мать же смущённо заморгала при виде блестящего от пота голого туловища, не по-женски мускулистого и широкоплечего. Грудь прикрывал только длинный кожаный передник, а обута незнакомка была в грубые и тяжелые сапоги: по сравнению с ними ноги Жданы выглядели детскими. На длинной сильной шее гордо сидела голова, выбритая до зеркального сияния, и только с макушки женщины-кошки спускался на плечо пучок иссиня-чёрных волос, заплетённых в тугую и блестящую косу. Чертами незнакомка очень напоминала Младу, только более зрелую и суровую, а голубые глаза-льдинки, глубоко сидящие под тёмными бровями, даже не потеплели при взгляде на Ждану. Жёстко сложенные губы не тронула улыбка, а впечатление усугублял бугристый рубец на правой стороне лица, похожий на след от ожога и захватывавший верхнюю часть щеки, висок и немного – лоб. Хоть никто её не представлял, но оробевшая до холодка под коленями Ждана сразу догадалась: это и была знаменитая Твердяна Черносмола, та самая, чьи руки сделали меч, которым так гордился отец.
Но вышла она не одна: следом из калитки шагнула вторая женщина-кошка, почти двойник первой – такая же рослая, сильная, серьёзная и бритоголовая, только с более мягкими губами и гладким лицом без шрамов, слегка чумазым и лоснившимся от пота. На Ждану она посмотрела с любопытством, а та при взгляде на её губы, к своему смущению, вдруг вспомнила о поцелуях Млады. Если суровый рот старшей женщины-кошки казался не слишком привлекательным для этого, то в уголках губ младшей пряталось нечто такое, отчего Ждане ни с того ни с сего захотелось повторить ночь со своей избранницей.
Но её мысли пресёк насмешливый ледок взгляда Твердяны. Отец уже открыл было рот, чтоб обратиться к родительнице Млады с заготовленной приветственной речью, но та даже не глядела в его сторону и пока не собиралась слушать. Вместо этого она шагнула к Ждане и, взяв её за подбородок шершавыми пальцами, заглянула девушке в самую душу… У Жданы земля поплыла из-под ног, а в ушах отчего-то зашелестели берёзы. Поляна, пляска солнечных зайчиков, девчушки, плетущие венки. А в кустах – знакомые голубые глаза, остающиеся для них невидимыми…
«Видишь, не с пустыми руками я вернулась, – послышался голос Млады. – Это моя Ждана. Ох, и побегать пришлось за ней… Чуть не упустила её, но всё ж таки нашла свою судьбу!»
Угол губ Твердяны покривился, брови сдвинулись, а когда зазвучал её голос, глубокий, густо-железный, шероховатый и обветренный, на девушку нежданно повеяло холодом бесприютности.
«Верно… Судьба твоя – у порога. И дом тот, и дорога та, и гостья, – проговорила родительница Млады. – Да вот то-то и оно, что только гостья».
«Что ты такое говоришь?» – нахмурилась Млада.
Твердяна блеснула льдинками глаз в задумчивом прищуре.
«А то и говорю, дитятко. Но это я не ко времени сказала, каюсь. – И, обращаясь к озадаченно застывшим родителям Жданы, промолвила: – Не слушайте меня, дорогие гости. Ступайте с Младой в дом, а мы с Гораной позже придём. Работу надо закончить, уж не обижайтесь».
Родительница и сестра Млады ушли, и калитка за ними закрылась. Ждана не знала, что и думать о странных словах Твердяны; её накрыло мрачным, тяжёлым и серым, как тучи, куполом тревоги и огорчения. Не так она представляла себе эту встречу… В надежде хоть что-то понять и успокоиться она посмотрела на Младу, но и та выглядела растерянной. Впрочем, тут же взяв себя в руки и прогнав с лица тень, женщина-кошка улыбнулась и нежно сжала руку девушки.
«Не бери в голову, милая. Ярмола Гордятич, Томила Мировеевна, ни о чём не печальтесь, ступайте за мной. Идти тут недалеко – прогуляетесь, воздухом нашим подышите, окрест поглядите».
Путь к дому лежал через прекрасные места, по тропке вдоль зелёного склона, между величественно молчаливыми соснами. Выглянувшее солнце весело играло на траве, на густо и легкомысленно топорщащейся хвое молодых сосенок, ласково поглаживало видавшие виды стволы старых деревьев и пыталось обогреть серые бока холодных камней. Домашний скот жители Белых гор использовали в основном только в хозяйстве и для перевозки грузов, а передвигаться предпочитали или пешком, или «прокалывая» пространство. «Недалеко идти» на деле оказалось приличной прогулкой в несколько вёрст, да не по ровной и гладкой дороге, а по извилистой горной тропе, и под конец родители Жданы сдержанно покряхтывали. Наконец крутые подъёмы и спуски закончились, и открылась более или менее ровная местность, на которой располагалась деревушка в двадцать-тридцать дворов. Первое, что бросалось в глаза – это камень вместо более распространённого в родном городе Жданы дерева. Из него были сложены и дома – в основном, двужилые [23], с плоскими крышами, и заборы (а точнее, невысокие стены); каменная плитка выстилала дорожки – улицами это вряд ли можно было назвать, потому что дворы располагались беспорядочно.
«Это Кузнечное, – сказала Млада. – Здесь живут те, кто работает в кузне у моей родительницы… А рабочих рук там немало».
Дом Твердяны был самым большим, с садом и огородом, собственным колодцем и просторным навесом на каменных столбах с арками, а наверх вела наружная каменная лестница. Стены и столбы увивал старый плющ, перед навесом раскинулся благоухающий цветник. В саду шелестели яблони и груши, вишня и жимолость, готовясь со дня на день взорваться белым ароматным сиянием весны, а с огорода слышался плеск: высокая стройная девушка с чёрной косой наполняла одну из трёх бочек, вкопанных в землю, чтобы солнце нагревало холодную колодезную воду для полива грядок. Опорожнив одно ведро, девушка поставила его наземь и взялась было за второе, когда Млада шутливо окликнула её:
