– Пойду просмотрю еще раз свой доклад, – жизнерадостно сообщил он ей и, поблагодарив, удалился из кухни.
Кэтрин проводила взглядом его длинную худую фигуру, испытывая легкие угрызения совести. Хотя почему она должна укорять себя, если рыжий француз нарушил все ее планы. Отец тоже нарушает ее планы, напомнила себе Кэтрин и пошла проверить, все ли приготовлено в той части дома, где располагались его апартаменты: кабинет, небольшая гостиная и спальня. Она редко заходила сюда во время его отсутствия. Горничная заканчивала перестилать постельное белье. Взгляд Кэтрин упал на тумбочку возле кровати, на которой стояла фотография в рамке. На ней еще молодой Льюис Норман держал под уздцы золотисто-рыжую лошадь. Верхом на лошади сидела она, Кэтрин, и улыбалась счастливой улыбкой. Ей тогда было десять лет. Семилетний жеребец Акбар был куплен отцом специально для того, чтобы на нем она постигала азы верховой езды. Тогда же она приучилась сама ухаживать за лошадью. Кэтрин настолько привязалась к своему скакуну, что могла все свободное время проводить в конюшне. Акбар отвечал ей взаимностью. Он всегда приветствовал юную наездницу радостным ржанием. У матери была своя лошадь; кажется, вороная, припомнила Кэтрин. Ванесса Норман увлекалась верховой ездой. В памяти Кэтрин сохранилась картинка: прекрасная дама с развевающимися черными волосами на жгуче-черном жеребце пролетает мимо нее. Вот только черты ее лица уже виделись неотчетливо, как будто стерлись из памяти. А ведь в доме нет ни одной ее фотографии, подумала Кэтрин. Мать она теперь вспоминала как совершенно чужую женщину, в красоте которой было что-то пугающее.
Кэтрин очнулась от глубокой задумчивости и обнаружила, что горничная уже вышла из комнаты. Неужели у отца не хранится ни одной фотографии Ванессы Норман? Впервые у Кэтрин возник соблазн заглянуть в ящики отцовского секретера, где, как она знала, хранятся семейные документы и фотографии. Об этом ей сказал отец перед отъездом к сестре. Она давно могла бы туда заглянуть. Почему раньше ей не приходило это в голову? Кэтрин прислушалась. Ей показалось, что к дому подъехала машина, и она быстро направилась к главному входу. Но подъездная аллея была пуста. Только на примыкающем газоне работал садовник, высаживал бегонии. Взглянув на часы, Кэтрин поняла, что до приезда отца у нее еще есть время, и отправилась в сад нарезать букет для отца. Она знала его вкус, он всегда предпочитал «Маленькую любимицу», полиантовую розу с бледно-розовыми цветами в форме помпона, собранными в большие кистевидные соцветия. Невысокие, они прекрасно смотрелись в низких вазах. По мнению Кэтрин, им не хватало аристократизма, но они были очень милыми. Вернувшись в дом с душистым букетом, Кэтрин поставила его в вазу и отнесла в маленькую гостиную отца. Теперь можно идти встречать машину отца, которую она отправила еще утром в аэропорт. Кэтрин не терпелось увидеть, как ее отец, уезжавший год назад больным, прикованным к инвалидной коляске, сегодня сам выйдет из машины.
Действительность превзошла все ее ожидания. Когда машина остановилась, водитель вышел, чтобы открыть дверцу со стороны пассажирского места. Льюис Норман неторопливо, но без особого труда вылез из машины и, опираясь на трость, направился к дочери. Кэтрин смотрела на него восторженными глазами, на которые навернулись слезы. Отец не только избавился от инвалидности, он как будто помолодел за прошедший год.
– Ну-ну, все уже позади. Я здесь и, как видишь, передвигаюсь самостоятельно.
– Но на всякий случай с тросточкой, – весело поддразнила его Кэтрин, обнимая.
– Тросточка для солидности, – хитро улыбнулся Льюис. Он перевел взгляд на дом. – Показывай свои новшества и преобразования, дочь.
Кэтрин порадовало, что отец одобрил результаты той реконструкции, которой она подвергла их старенький особняк.
– Хорошо, что новшества существенно не изменили стиль этого дома, – заметил он уже за ланчем.
На этот раз говорили в основном Кэтрин и ее отец, а Серж Лонге помалкивал, с интересом разглядывая хозяина дома и внимательно прислушиваясь к их разговору. Впрочем, гостю так все нравилось здесь, что его высказывания ограничивались лишь восторженными восклицаниями. Его повышенная эмоциональность вызывала добродушную улыбку на губах Льюиса. Он сразу заметил, что рыжая голова Сержа, как подсолнух к солнцу, все время повернута лицом к его дочери.
– Очаровательный малый, – отозвался о нем Льюис, когда они остались с Кэтрин вдвоем.
– Да, в обаянии ему не откажешь, – согласилась Кэтрин. – Поговорим или ты хочешь отдохнуть?
– Я совсем не устал, – запротестовал отец, – и не вздумай меня опекать.
– Хорошо, не буду. Тогда, может, расскажешь мне, как произошло это чудо? – Кэтрин сделала неопределенный жест, обведя в воздухе рукой контур отца. – По телефону ты был немногословен.
– Чуда в прямом смысле не было. А было правильное лечение и ежедневный труд. В какой-то момент появилось то чувство, которое называют волей к жизни. И вот тогда произошло чудо, я встал и пошел. Вначале недалеко ушел, но постепенно окрепли мышцы, и я стал каждый день совершать прогулки.
– Чего-то ты, папка, недоговариваешь. Все это ты мне и по телефону рассказывал. Вот только насчет воли к жизни впервые слышу. Хочешь сказать, что до отъезда в Милуоки у тебя не было этой воли?
– Знаешь, Кей, если я стану рассказывать тебе все, что связано с моей болезнью, разговор выйдет длинным и тяжелым. Тяжелым в первую очередь для тебя. Не хотелось бы мне сейчас, перед конференцией, занимать твою голову и смущать тебе душу. Мы вернемся к этому разговору позже, если ты захочешь.
Кэтрин с испугом увидела появившееся выражение болезненной усталости в его глазах, которое пугало ее и раньше. Она согласна была ничего не знать, лишь бы никогда больше не видеть этого выражения в глазах отца.
– А как насчет прогулки по саду? – спросила она, лукаво улыбнувшись.
– Отвечу, как твой эмоциональный француз. «Великолепная идея!» – оживился Льюис, и глаза его снова заблестели.
– Почему ты считаешь Сержа Лонге, уважаемого ученого, моим французом? – возмутилась Кэтрин.
– Потому что он глаз с тебя не сводит, – засмеялся Льюис.
– Ты преувеличиваешь, – ответила Кэтрин и чуть не добавила: как и Оливер. Нет уж, у тебя свои секреты, у меня свои, подумала она и, взяв отца под руку, направилась с ним в сад.
Поздно вечером в понедельник Кэтрин полагала, что самое трудное теперь позади. Понедельник действительно оказался для нее тяжелым днем. Всевозможные проблемы, связанные с устройством приезжавших участников и гостей конференции, возникали на каждом шагу в течение всего дня заезда. От возбуждения и усталости Кэтрин долго не могла заснуть. Вспомнился незаконченный разговор с отцом, поздний звонок Оливера, который пожелал ей удачи. Меньше всего она думала о своем докладе, которым открывалась конференция.
