— Как же ей, наверное, было плохо, если она решилась на такое.
— Она была очень расстроена… по каким-то своим причинам. — В протяжном голосе Вито агрессивность сменилась натянутостью, словно он что-то скрывал.
Молли понимала, что больше он ей ничего не скажет. Но остальное она могла додумать сама, и теперь, когда она поняла, что произошло четыре года назад, ей показалось, что у нее заживо вырывают сердце из груди, и она сжалась от невыносимого стыда. Так вот какой груз нес на плечах Вито все эти годы… Он физически не мог быть одновременно в двух местах.
— Ты бы хоть объяснил мне, что она сказала тебе по телефону, — неуверенно пробормотала Молли, припоминая свои театральные истерики. — Нечестно было не сказать мне.
— Неужели? После того, как ты со всей отчетливостью заявила, что ненавидишь ее? — Вито устало пригладил растрепанные волосы и отошел к стенному шкафу. Достав оттуда джинсы, он продолжал: — Никогда не смогу понять, почему ты так вела себя в ту ночь. Я даже не мог воспринимать всерьез весь этот бред. Ты вдруг начала обвинять меня в шашнях с Пандорой, вопила, что я женюсь на тебе, только чтобы иметь от тебя детей… Откуда ты все это взяла, сколько ты копила это в себе?
Вдруг Молли с ужасом вспомнила, что именно она выкрикивала за закрытой дверью спальни, в чем она, рыдая, обвиняла Вито. Ведь он и не подозревал, что она подслушала их с Пандорой разговор. Молли медленно отвела взгляд в сторону. Сказать ему или не сказать? Нужно ли ворошить все это, если он до сих пор не рассказал ей всей правды? Но он, скорее всего, никогда и не расскажет, а значит, лучше оставить все как есть… Пока не произнесены опасные слова, жить легче.
— Я никогда не был физически близок со своей кузиной. Разреши мне больше не повторять эти слова, — твердо произнес Вито. — И не заставляй меня больше оправдываться.
Потрясенная его прямотой, Молли выдержала пристальный взгляд темных глаз. Постепенно она успокаивалась.
— Хорошо.
— Если за моей спиной Пандора говорила тебе гадости, я не знал об этом. Ты ведь мне не жаловалась.
— Я боялась показаться смешной.
Вито распахнул окно.
— Здесь душно…
Молли нервно откашлялась.
— Меня не было дома в тот день, когда мой отчим натравил на тебя полицию… Я вообще несколько недель не появлялась дома, жила у Джен, своей лучшей подруги. Она меня приютила. — И Молли торопливо, захлебываясь от нетерпения, рассказала, как несдержанность Джен привела к появлению злосчастной статьи о Пандоре.
Вито пожал плечами.
— Теперь это уже не важно. Много воды утекло с тех пор. Но ты, может, утешишься немного, узнав, что именно поэтому, а не по другой причине мы расстались. Пандоре и так было плохо. Не следовало бить лежачего.
— А тебе не приходило в голову, что тогда мне было так же плохо, как и ей? — грустно спросила Молли.
— Если бы ты хоть чуть-чуть доверяла мне, если бы ты любила меня даже в тысячу раз меньше, чем клялась, ты подождала бы меня до утра, и я бы вернулся к тебе. — Вызывающий взгляд его темных глаз обжег лицо Молли.
— Если бы ты хоть раз сказал мне, что немного любишь меня, я доверилась бы тебе, и мы бы встретились утром, — почти беззвучно договорила Молли. Она заметила вспыхнувший на смуглых скулах Вито темный румянец и его погасшие глаза.
— Вито, ты требуешь от меня гораздо больше, чем готов дать мне.
— Может быть, до сих пор никто, не любил меня так, как ты… Иногда, возможно, это было чудесно, а иногда — мучительно… А ты не дала мне ни времени, ни возможности, чтобы я успел ответить на твою любовь, — угрюмо отозвался он и вышел из спальни в густую темноту тропической ночи.
Молли откинулась на взбитые подушки, чувствуя себя слабее новорожденного младенца. Теперь наконец она все знает. Почему же ей так тяжело? Почему четыре года спустя она должна корчиться от чувства вины и сострадания к женщине, которую все это время ненавидела?
«Если ты коснешься грязи даже кончиком пальца, ты все равно запятнаешь себя» — так говорил Дональд, и он был прав. Подробно рассказав Джено своих несчастьях, Молли ее руками нанесла Пандоре удар в спину.
«Мучительно», сказал он? Молли вздрогнула. От неуверенности в себе на людях она цеплялась за Вито и всячески подчеркивала свои особые отношения с ним. По той же причине она закатывала ему шумные сцены, чтобы вселить в него раскаяние и выудить новые признания и уверения. И чем сильнее становилось ее отчаяние, тем скорее и вернее отдалялся от нее Вито… в точности как сейчас!
Молли вскочила с постели, бросилась к окнам, настежь распахнула их в усыпанную звездами ночь. Она представила себе, как Вито бродит по пустому пляжу, думая о ней не больше, чем о плещущих волнах. Он сам приговорил себя к трехнедельной пытке.
— Чтоб тебя акула съела! — выкрикнула Молли, кипя от гнева. Она была почти уверена, что никто не услышит, и это придало ей смелости. Надо было как-то выпустить пар. — А если акула не доберется до тебя, это сделаю я, потому что сейчас тебе нечем оправдаться в том, что ты снова бросил меня одну в нашу брачную ночь!
Вито неслышно выскользнул из густой тени за прудом и застыл в круге падающего из спальни света. Рубашка была распахнута и открывала смуглую волосатую грудь, длинные стройные ноги в узких светлых джинсах уверенно попирали землю.
Молли застыла как зачарованная, а Вито дружелюбно улыбнулся и подошел ближе.
— Вот так-то лучше, Молли. Это мне гораздо больше нравится. Не люблю, когда ты дуешься, прячешь лицо, отворачиваешься. Ты так никогда раньше не поступала — наоборот, сразу выкладывала все, что у тебя на уме. Пожалуй, ты — единственная женщина, которая посылает меня куда подальше, если сердится, и кричит, если я не хочу ее слушать, — еще шире улыбнулся он. — Это и привлекает меня в тебе.
— Правда? — шепнула Молли, не в силах сдержать бешеный галоп сердца в ответ на его неотразимую улыбку. — А я-то думала, что ты от этого опять сбежишь в джунгли Индонезии.
Изогнутая бровь Вито удивленно приподнялась, темные глаза с нескрываемым восхищением взирали на обнаженное тело Молли.
— Надо же, все, что мне нужно, уже здесь… И никаких саронгов.
Только тут до Молли дошло, что она расхаживает перед Вито в чем мать родила. Она как ошпаренная ринулась назад, под одеяло.
Вито коротко рассмеялся и залез в постель следом за ней, спокойный, как хищник, возвращающийся в логово. Весь он, от горящих темно-золотых глаз до сладострастного изгиба чувственного рта, излучал завораживающее вожделение.
— Очень рад, что за десять минут ты успела соскучиться без меня. Это служит прекрасным поводом снова лечь с тобой в постель, — заявил он, прижимаясь к Молли сзади и одним будоражаще-страстным движением обнимая ее.
