Глаза Флоры сверкнули.
— Это лишь временно. Вам незачем меня жалеть.
— Я вижу. Мне нравится, когда у человека есть сила духа. Вы такая, какою была в свое время моя хозяйка. Да благословит вас Бог, милая девушка. Можете передать своей маме, что я не стану больше трудиться и снова наносить вам визиты, поняла — это бессмысленно. Хотя и никогда бы не поверила, что хозяйка могла забыть свою Бесси...
На следующий день из Лондона прибыл мистер Маллинсон, нотариус. Должна была состояться церемония оформления завещания. Обстановка была очень торжественная. Лавинию позвали принять участие в этой церемонии. Она заметила, что бедная леди Тэймсон сильно расстроена и очень нервничает. Без сомнения, подписание этого документа заставило ее слишком ясно Увидеть зияющую перед ней могилу. Мистер Маллинсон, по-видимому, это понимал, потому что вел себя ласково и тактично, словно врач. Она наконец с трудом вывела свою подпись «Тэймсон Баррата» и начала тревожиться, что почерк у нее слишком дрожащий. Тогда он заверил ее, что подпись абсолютно разборчива, а также имеются два свидетеля того, как она расписывалась, их назначение и состоит в том, чтобы это засвидетельствовать.
— Ну что ж, Шарлотта. Я свое слово сдержала.
— Да, дорогая тетя. Теперь вы должны отдохнуть.
— Почему это? Я вовсе не выбилась из сил, подписывая свое имя. Пожалуйста, не пытайся теперь, когда все так аккуратно проделано, держать меня под замком. Попроси Флору прийти поиграть со мной в карты.
Казалось, церемония подписания завещания расстроила Шарлотту сильнее, чем саму леди Тэймсон. В глазах у нее затаились напряжение и страх. Думала ли она, что старая дама умрет прежде, чем ее состояние перейдет обитателям Винтервуда, — что теперь, без сомнения, должно осуществиться...
— Тетя, вы же знаете, что Флора всегда вас огорчает. Вы вечно ссоритесь.
— Я люблю ссориться. Пришлите ко мне девочку.
Если не считать приезда мистера Маллинсона, в тот уик-энд ничего больше не произошло. После выполнения своей миссии мистер Маллинсон оказался веселым человечком, любящим вкусно поесть и выпить хорошего винца. Отобедав, он играл с сэром Тимоти в шахматы и вспоминал различные эпизоды из своей юридической практики. Он сожалел о том, что не был ранее знаком с леди Тэймсон. В то время, когда умер ее первый муж, ее делами ведал его партнер, которого теперь уже не было в живых.
Шарлотта в этот вечер не пела. Она полулежала на кушетке, а рядом с ней свернулась калачиком крошечная борзая, Сильвия. Один раз Шарлотта глубоко вздохнула, словно говоря, что одной заботой стало меньше.
Утром Дэниел с Саймоном отправились верхом на прогулку, а позднее все, кроме леди Тэймсон, пошли в церковь, даже Флора, которую отец внес внутрь и устроил, обложив подушками, на отведенных для их семьи скамьях. С боков они имели достаточно высокие стенки, чтобы любопытные не могли заглядывать внутрь, но когда Дэниел снова выносил ее из церкви, очень многие смотрели на нее с жалостью и интересом. Она напустила на себя выражение крайнего бессилия и преклонила головку на плечо отца, хотя глаза ее под скромно опущенными ресницами оставались необычайно наблюдательными. Удовлетворение ее стало полным, после того как викарий погладил ее по волосам и почтительно осведомился о ее здоровье.
Лавиния была рада тому, что все внимание сосредоточилось на Флоре. Сколько еще пройдет времени, спрашивала она себя, прежде чем она наконец перестанет нервничать из-за обращенных на нее взглядов незнакомцев. А вдруг кто-нибудь воскликнет: «Мисс Херстмонсо!» — как это сделал Джонатан Пит.
Однако тихая деревушка проявила к ней мало интереса. Появление бедной искалеченной мисс Флоры и разговоры о миссис Вилли Пит, ныне иностранной графине, а также о приезде лондонского нотариуса — все это привлекало гораздо больше.
Воскресенье прошло, наступил понедельник, и мистер Маллинсон уехал в двухколесном экипаже на станцию, чтобы вернуться в Лондон.
В это утро Эдвард снова сбежал от бедного мистера Буша. Его нашли вылавливающим из деревенского пруда головастиков. Пиджачок его был весь в грязи, а ноги насквозь промокли. Винтервуд — очень большой дом, но все же он оказался недостаточно большим, чтобы во всех комнатах не были слышны вопли, которые испускал Эдвард, когда отец наказывал его. Шарлотта удалилась в свою комнату, а Флора злорадствовала, обращаясь к принявшему кару Эдварду.
— Папа тебя побил? Вряд ли оно того стоило — подумаешь, несколько дурацких головастиков. Что ты собираешься с ними делать? Вырастить из них лягушек?
— Нет.
— А что же в таком случае?
— Не скажу. — Лицо у Эдварда было заплаканное и угрюмое. — Во всяком случае, это несправедливо. Ты играешь с бабушкой Тэймсон в карты, Саймон играет в Шахматы с дядей Тимоти, а у меня никого нет.
— Ты же мамин любимчик, — напомнила Флора.
— Теперь у мамы есть Сильвия.
— Ну а у тебя есть мистер Буш.
— И тебе следовало бы немедленно пойти к нему, если ты не хочешь новых неприятностей, — вставила Лавиния. Она смягчилась — ей показалось, что мальчик и в самом деле одинок. — Позднее ты можешь пойти на прогулку со мной и с Флорой.
Но неприятности на этом в тот день для Эдварда не кончились. Внезапно в конце дня раздался громкий крик леди Тэймсон. Когда Элиза стремительно влетела в комнату, лицо у старой дамы посинело, и она стонала от боли. Глоток лекарства восстановил ее силы настолько, что она смогла, задыхаясь, сказать про какую-то тварь у нее в постели, и когда Элиза стянула с кровати простыни, она обнаружила двух головастиков Эдварда, которые куда больше, чем леди Тэймсон, походили на испускающие дух существа. На этот раз у виновника происшествия хватило ума на то, чтобы чуточку испугаться.
— Эдвард, ведь ты мог ее убить! — воскликнула Лавиния. — Разве ты не понимаешь?
— От головастиков вреда быть не может, — угрюмо возразил Эдвард.
— Но зачем ты это сделал, бесенок ты этакий? — Элиза была вне себя от страха. — Ты хотел убить свою бедную старую тетю? Какая тебе от этого польза?
— Просто шутка, — упрямо твердил Эдвард. — Я только думал, что головастики могут... что они могут... — Он увидел издали мать и громко разрыдался. — Мама, я вовсе не собирался ее убить.
Шарлотта с широко распростертыми руками торопилась навстречу сыну.
— Кто говорит такие ужасные вещи? Мисс Херст! Элиза! Это страшно. Невинный ребенок! — Она обняла своего плачущего мальчика. — Я отдыхала и вдруг услышала эту суматоху. В чем дело?
На благообразном лице Элизы обозначились суровые складки. Она протянула на ладони дохлого головастика, чуть не ткнув им прямо в физиономию своей хозяйке.
